Сибирские огни, 1985, № 10
облепившей его угловатую фигуру, и был похож на мокрое огородное пугало. — Вадим, как же ты один все это смог? — удивился я. — А как же не смочь: казенное, оно ведь что личное — не убере жешь, потом зарплатой своей рассчитываться надо. А у іменя нет лиш ней... в месяц по одной дают. Да это все демагогия. Главное— что перенесли хоть. Хорошо, ты подоспел. Присев на корточки, мы притулились спинами к*ящикам с образ; цаіми, выставили над собой край брезента, покрывающего скарб. Полу чилась крыша. Вадим достал из кармана мокрую пачку «Памира», отыскал в ней, к сожалению, лишь одну относительно сухую сигарету, и мы по очереди затягивались, пряча ее в кулак. Потоім под нескончаемыми струяіми воды, скользя по мокрому суг линку, устанавливали палатку. Потом срубили нетолстую березу, затащи ли ее в наш доім, разрубили, надрали коры. Разложили маленький костер чик. И сразу в палатке ожили тени, запахло дымкам, обжитостью. Мы занесли наши и Юрин рюкзаки с личными вещами. Почти все в них было промокшее, но в каждом нашлось кое-что сухое. Мы сбросили с себя мокрую одежду, не разбирая, где чья, облачились в сухую. Хуже было с сапогами: разулись, обернули ноги кусками хотя и промокшего, но теплого войлока. Лица и руки наши пылали от близости огня, а спи ну и бока знобило от холода, тогда мы разворачивались, но и это помо гало ненадолго. — Ну как? Не геологи вроде мы, а чучела огородные,— рассмеялся Вадим, и на душе стало сразу легче и веселее.— Давай-ка глотнем для профилактики. Глотнули. Сделалось теплее. Шум над палаткой неожиданно прекратился, и она перестала вздрагивать от ударов воды. Мы старались уловить в обрушившейся тишине хотя бы отголоски уходящего ливня, но все было тихо. Вадим-посмотрел на часы, сказал: — Ого, скоро утро. Может, позавтракаем? Он потянулся к своим сапогам, что лежали раструбами голенищ к огню, всунул руку. — Ну, ничего еще, хоть согрелись.— И он решительно обулся. По тянулся, согнувішись, вышел из палатки. ■— А красотища-то! — раздался снаружи его голос. Я вылез вслед за ним и захлебнулся необычайно свежим, колючим, прозрачным воздухом. Небо было высокое, с пронзительно-голубьши звездами. Все вокруг было голубым, и до такой степени чистым, что казалось, тронь рукою протянувшуюся к тебе березовую ветку, и она тихонько зазвенит. В воздухе омолянисто пахло хвоей, сырой землей, прелыми листьями. Из палатки тянуло дымком от костра. Каждый запах был резок и не смошивался с другим. — Да-а-а,— выдохнул Вадим,— вернемся к прозе. И мы полезли под брезент за консервами. Ели с жадностью, кото рую каждый пытался скрыть нарочито спокойными движениями. Я вымакал хлебам вторую банку из-под сазана в томатном соусе, запил хлеб водой из алюминиевой фляги, швырнул консервную банку в просветляющийся треугольный проем палатки и отвалился на спину. Приятная тяжесть властно разлилась по всему телу, и, потянувшись, я сдался ей. Но сон мой не был спокойным: горячая красная зімея пол зала по мне. Она то сдавливала горло, то спутывала ноги, руки; то пристально смотрела Галкиными глазами и, высунув трепетный, раздвоенный язык, касалась им моих губ. Это было противно и жутко. Я отбивался как мог. Вдруг она больно ужалила меня в палец — я вскрикнул и проснулся. Жидкая рассветная полутьма. Никого. Но палец болел. Я поднес- его к глазам: он был тверд, и на нем багровел волдырь. Мне стало не по себе. Вадим,— шепотам позвал я. Он не отзывался.— Вадим! —
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2