Сибирские огни, 1985, № 10

то ли зверь прошел через кусты, то ли в темноте сомкнулись ели? Или это голос той души, что в ночном костре рассталась с телом? И опять безмолвие в глуши. Где-то рядом птица пролетела... («Ночью») Таким же романтическим флером подер­ нуто изображение северной природы в сти­ хотворениях «Сгущалась и ветвилась мгла...», «Полярная ночь», «Высокопарный свет луны»... Лирический герой Ю. Бариева сдержан, немногословен, без эмоциональных вспле­ сков, он не любит впускать читателя в свой внутренний мир, «загораживаясь» изо­ бражением мира внешнего, лишь слегка ок­ рашенного авторским отношением. Но в этом кроется и своя опасность. Ведь поэзия, как вид искусства, предпола­ гает огромную насыщенность, концентра­ цию смыслового и эмоционального обобще­ ния жизни, спрессованность лирического чувства. И в этом плане стихи Ю. Бариева кажутся излишне спокойными, созерцатель­ ными. Это впечатление усиливается и от­ сутствием сложной проблематики в его стихах. Некоторые стихотворения показались мне маловыразительными, особенно те, что по­ мещены в конце сборника. Выходя на об­ щесоюзную арену, автор мог бы строже подойти к отбору стихов. Следует упрекнуть автора и в недоста­ точной работе над формой стиха, над язы­ ком. Создается впечатление, что Ю. Бариев внутренним взором видит больше, чем изо­ бражает. Хотелось бы более глубокой и тонкой разработки мысли или картины. Бросается в глаза однообразие приемов. Так, Северу посвящено свыше двадцати стихотворений, из них в пятнадцати обыг­ ран образ звезды, в семнадцати — образ ветра и вьюги; во многих стихах повторя­ ются образы ночи, костра, снега. Хорошие сами по себе, они тем не менее, кочуя из стихотворения в стихотворение, создают впечатление однообразия. Получается то. что А. Твардовский назвал «набитостью ■ руки». Допускает иногда автор небрежность в музыкальном звучании стиха. Слышен сбой ритма, например, в следующих строчках: По стране его поезд, как лыжник, приминает инея ворс. Он отсюда за тысячи верст. Путь не ближнийі И направит он по бездорожью — не по рельсам свой эшелон... Или: ...И снег ложится невесомо на разгоряченное лицо. ...Как представил я розовый куст, нервно пульсирующий в теле. Пусть автор меня извинит, но порою со­ здается впечатление, что это не стихи, а подстрочник. Один знакомый мне поэт, обидевшись на критику, сказал в оправдание: «Я читал свои стихи аудитории на стройке, вы бы видели, как меня принимали — какие апло­ дисменты!» Возможно, и принимали, и были аплодис­ менты. Но обольщаться на этот счет ни к чему. При чтении вслух дает о себе знать целый ряд факторов чисто зрительского восприятия: общее настроение праздника, эффектная манера чтения, близкая данной аудитории тематика, местный патриотизм. Но когда читатель остается один на один со сборником и читает кряду более трид­ цати стихотворений, то он ухватывает и од­ нообразие тематики, и небрежность, и не­ внятность мысли, и наличие штампа в так называемых философских стихах. И не за­ кроет ли он книгу раньше, чем дочитает до конца? Что ни говорите,- а читателя надо уди­ вить, поразить силой творческого вообра­ жения. Да еще взволновать его надо, что­ бы лиричесное чувство, сконцентрированное в каждом стихотворении, волной прошло через сердце. Сколько же надо работать поэту, чтобы ожидания читателя оправ­ дались?! И последнее, что хотелось бы сказать по поводу стихов Юрия Бариева. Читая его сборник «Очертания ветра», ощущаешь, что автор стремится (а в ряде стихов и прихо­ дит) к простонародности. Но чтобы выйти на «проселок», ведущий к подлинной на­ родности, нужно сосредоточить свое внима­ ние не на описании экзотики Севера — пурги, ветра, снега и проч., — а на выра­ жении духа своего народа, для чего следу­ ет пристальнее вглядеться, вслушаться, вду­ маться в окружающую жизнь, проникнуться ответственностью за нее, мыслить масштаб­ нее — изменить, так сказать, точку отсчета. Валентина НИКИТИНА Леонид Ершов. Экзамен по философии. Рассказы, повесть. Алтайское кн. изд-во, 1984. • Герои этой книги держат «экзамен по философии» в самых разных жизненных си­ туациях. Сборник Л. Ершова открывается рассказаь^и о послевоенном детстве — «Ефросинья» и «Ездил Шубарин на ро­ дину...». Написано об этой поре в нашей литерату­ ре много, много пишется поныне, и, навер­ ное, тема эта далеко еще не исчерпала себя. Другое дело — как писать и что писать... У алтайских прозаиков, повеству­ ющих о деревне и о «ыходцах ее, есть то небольшое преимущество, что они имеют под собой как бы добротный плацдарм, завое­ ванный и надежно укрепленный в свое время их известным земляком В. М. Шук­ шиным. С таких высот уже легче обозревать «окрестности», проводить глубокую развед­ ку. Но это с одной стороны. С другой же — и тут преимущество тает — они не имеют права писать на эту тему хуже своего пред­ шественника из Сросток, куда на поклон к его памяти едет каждый год чуть ли не вся литературная и кинематографическая Рос­ сия. О подобной творческой позиции вслух на Алтае не принято говорить, это как бы само собой разумеется. И не случайно, на­ верное, здесь в творческой среде котирует­ ся «мобильная» литература — рассказ, ко­ роткая повесть с их «анатомированием» персонажей прежде всего в морально-этиче- ском плане.