Сибирские огни, 1985, № 10

ленно стареют они в жизни), он, грубо говоря, волюнтарист. Но — умный, энергии- ный, размашистый, красивый человек. Удачливый! Пока однокурсник его холил свой прииск где-то на Индигирке, Таранцев махнул в директоры крупного комбината, сгреб судьбу за холку. Его все любят. Любит начальство — Таранцев умеет дать план любой ценой; обожают друзья-едино­ мышленники, хорошо подобранная «коман­ да» лихих, хватких ребят — за удачливость за размах; любят женщины — Таранцев еще в студенчестве «увел» у своего дружка Корнеева красавицу Ирину. Но проходит время, и обнаруживается, что пресловутая «любая цена» — это здо­ ровье людей, это целый барачный поселок вместо современного города, это разру­ шенная ремонтная база, схваченное «с по­ верхности» (откуда поближе и полегче) золото, это — наконец — обезображенная Природа и покалеченные людские судьбы. и всм что страшно: пусть не все, не мно­ гие даже, но некоторые понимают ведь, какого сорта это «победительство», к чему оно может привести. Понимает и какой- нибудь «старый гриб» — плановик, понима­ ет, но молчит— не поймут его, затюкают. Понимает и сам Генеральный директор Объединения хитромудрый Спирин. Но ему — пока! — нужен такой Таранцев, умеющий выдернуть «любой ценой» Объединение из прорыва. В литературе, в кино такие лихие рубаки, как правило, терпят в конце концов крах. На бумаге или киноэкране можно нарушить правило «победителей не судят». В жизни куда как сложнее. У Ю. Чертова хватило мужества не опуститься до примитивного показа поражения Таранцева, хотя всем ходом повествования он, капля по капле, развенчивает его. Однако Таранцева не снимают, не понижают, выговорами не об­ вешивают. Наоборот, прыгнув через Якутск, через Объединение, он улетает в Москву, в министерство. Да, это «ударная возгон­ ка» ставшего ненужным и почти вредным уже руководителя. Железный мужик Спи­ рин «выработал» Таранцева, снял с него «пенки», как сам Таранцев с золотоносного месторождения — и выпихнул его в столицу. Понимает это и сам Таранцев. Трагедию свою понимает. При случайной встрече в Новосибирском аэропорту он исповедуется Андрею Корнееву: «...И обложили меня об­ стоятельства, как волки оленя... И тут дош­ ло, что у меня нет больше сил, а самое страшное — желания сломать сложившийся стереотип директора, который справится с любым дополнительным заданием по ме­ таллу...» Но чем эта исповедь заканчивает- ся-то? «Запомни, Андрюша, пока существу­ ют неравные условия для предприятий, лю­ бого руководителя можно вознести до небес, предоставляя, так сказать, режим на­ ибольшего благоприятствования, а можно... Нужен металл, и закрыли глаза». И— са­ мое последнее: «Голубой ты оптимист, Андрюша!» А ведь он теперь — крупный министерский работник. И такой, он закроет глаза, когда надо, и стукнет кулаком, когда потребует­ ся. (Очень правильно говорит один из ге­ роев романа Косинцев: «Времена железных голосов и умения стучать по столу кулаком давно миновали, но эхо их еще живет».) И аукнется где-то какой-нибудь маневр Таранцева все тем же «давай-давай», дис­ пропорциями развития, угробленной ради сиюминутной выгоды разумной перспекти­ вы, пенкоснимательством. Вот эта живучесть, неистребимость та- ранцевщины — еще одна тяжелая тревож­ ная правда романа. Правда времени. А теперь обратимся к, так сказать, анти­ поду Таранцева — Корнееву. Возможно, и его Генеральный директор Обіьединения «выработал» бы, как предшественника. Собственно, с такой, похоже, целью Спирин и подбирал «четвертым» директором тяг­ лового мужика. Но Корнеев оказался крепким «орешком», человеком с убежде­ ниями, с принципами. Один из этих прин­ ципов приведен в его разговоре с секрета­ рем парткома (см. начало рецензии). Второй можно сформулировать так: «ответ­ ственность за все то, что при нас происхо­ дит». Слова эти произносит в романе не сам Корнеев, но исповедует их он. Ну, а раз так, для нового директора комбината важ­ но во всем дойти до «коренных пород» (как доходит до них — в буквальном смысле — поверивший в Корнеева началь­ ник геолого-разведочной партии Алабин, добивая шурфы, брошенные его предшест­ венниками). Этот поход за «глубинным золотом» (опять же и в прямом, и в переносном смысле) чрезвычайно труден, мучителен. Легко увлечь людей близким успехом, верой в немедленную «отдачу». Но ох как трудно! — надеждой в отдаленное стабильное бла­ гополучие, в это самое «страна— должна стать более могучей». Торопит, дергает, давит, как пресс, на­ чальство; колеблются сомневающиеся; ста­ вят палки в ко,деса приверженцы прежнего «победоносного» директора Таранцева. Корнеев, вроде бы, преодолевает все это. Настолько преодолевает, что добивается от Генерального директора Объединения, бито­ го и крученого Спирина, внезапного приз­ нания (а может, и не внезапного): «Только с некоторых пор... Корнеев! — я понял, что опираться можно лишь на то, что сопро­ тивляется...» Что ж, победил Андрей Корнеев — этот руководитель «новой формации»? Э-э, нет! Не может быть окончательной победы, пос­ ледней точки в этой нескончаемой «битве в пути». В литературе можно поставить точку. В жизни — нельзя. И Юрий Чертов, несмот­ ря на все литературные издержки романа (а их немало), точки такой не ставит. Вот как заканчивает он свой многотруд­ ный роман — в момент, казалось бы, побед­ ный для «четвертого» директора Андрея Корнеева: «Он, Андрей Корнеев, еще не знал, что ' сейчас, именно вот в эту минуту, уходит пол лед тундрового озерка трактор с тяже­ лой цистерной на санях, за рычагами ко­ торого сидел Федор Володин...» «...Он, Андрей Корнеев, еще не знал, что через день Ирина нажмет на звонок в квар­ тиру Таранцева...» «...Он, Андрей Корнеев, еще не знал, что предстоящий год окажется самым трудным для горно-обогатительного комбината не только по той причине, что из-за тяжелой ледовой обстановки в море не будут свое­ временно завезены самые необходимые грузы...»