Сибирские огни, 1985, № 10

Николаевича Мартынова привожу не слу­ чайно. Когда незадолго до смерти поэт пе­ редал в «Октябрь», где я тогда работал, рукопись новой книги мемуаров, на другой день после ее прочтения я принес сотрудни­ кам журнала книги самого Пруссака, по­ казал его публикации в иркутских, петер­ бургских и тифлисских журналах. Возникло желание обратиться к его поэзии, к его личности. Не так много было юношей с подобной биографией даже в то героическое время. Пусть он не успел стать общепризнанным поэтом,, хотя некоторые его стихи просто великолепны. Пусть есть немало револю­ ционеров с более яркой судьбой, но в сое­ динении его поэзии и его революции, его Сибири и его Петрограда, даже его смерти, нелепой, а потому еще более трагической, перед нами вырастает романтическая фигу­ ра юноши, притягивающая своей яркой неповторимостью. Незадолго до смерти Владимир Прус- сак опубликовал в журнале «Новый Сати­ рикон» одно из своих лучших стихотворе­ ний. Поэт писал: В куски разбитая корона сердца надеждой не зажжет. Что с ней вернется? Рабьи стоны, тупая злоба. ьнертвыЯ гнет? Это были не дежурные стихи. За каждой строкой стояли тюремная камера, кандалы, пожизненная ссылка. Не может древняя держава быть усмиренною рабой. Пусть императорские плети не сдержит жалкая мольба. Не годом, не десятилетьем России мерится судьба. Были В истории России начала XX века и плети царизма, и годы разгрома первой революции, когда, казалось, реакция на­ долго победила. Но, как точно сказал поэт, не годом мерится судьба России. Первой ласточкой после поражения рево­ люции 1905 года явились события на дале­ ких от столицы берегах Лены, как катали­ затор вызвавшие новый революционный подъем в России. А в 1913 году за напеча­ тание прокламации к годовщине Ленского расстрела и ее распространение гимназист седьмого класса Владимир Пруссак был заключен в одиночную камеру петербург­ ской тюрьмы. А затем в деревню Суховская, что в 25 километрах от Иркутска, прибыл шестнад­ цатилетний «государственный преступник». Упоминания о нем встречаются почти в каждом сибирском журнале и во многих газетах того времени. Но это были не све­ дения о ссыльнопоселенце и бунтаре В. Прус­ саке, такие материалы царская цензура старалась не пропускать. В газетах и жур­ налах говорилось о поэте В. Пруссаке. Всеволод Иванов, тогда еще тоже совсем молодой,- писал в газете «Степная речь» о «ценности стихов В. Пруссака». Подтвер­ ждение высокого авторитета ссыльного поэ­ та среди местных жителей имеется в отзыве известного сибирского критика и публици­ ста Н. Ф. Чужака. О небольшой поэме В. Пруссака, опубликованной в иркутском журнале «Багульник», критик писал: «Степь» носит следы такого величавого. такого грозного и полного воплощения судьбы Сибири, до которого не возвышался ни один коренной поэт Сибири... Такого эпического осознания Сибири, конечно, еще не бывало в «сибирском» творчестве». Похожих отзывов о юном поэте можно обнаружить десятки. Возможно, это обык­ новенный провинциальный снобизм? Истин­ ных талантов не было, вот и раздували, что придется. Но, во-первых, таланты в Сиби­ ри предреволюционного времени были: во- вторых, трудно не верить известным дея­ телям литературы; писателю Всеволоду Иванову и пусть часто ошибающемуся, но достаточно проницательному критику Н. Чу­ жаку. Не надо забывать, что последний поднял на щит В. Маяковского в то время, когда мало кто из критиков видел в нем поэта. В-третьях, сомневающихся надлежит отослать к самой поэзии Владимира Пруссака. Пруссак прекрасно понимал, что поэзия — это не рифмы и ритмы. По крайней мере, не только в них дело. По-настоящему поэтом он себя почувствовал только тогда, когда в полной мере ощутил сопереживание ра­ дости и беды любого человека и целого мира, обрел нравственные истоки. Как ча­ сто у молодых стихотворцев их поэтиче­ ский запал кончается на пороге такого по­ стижения! И остается от них лишь прият­ ный ритм, звучная рифма, необычный раз­ мер. «Поэзия — не пирожные. Рублями не расплатишься»,— замечательно верно ска­ зал С. Есенин. У Пруссака есть подтвер- з&яенне этой мысли: Сарматы смачивали стрелы в крови клокочущей своей, чтобы заклятые верней разили вражеское тело._ Песня становится искусством лишь тог­ да, когда она смочена кровью души поэта. «Какою страшною ценой я отыскал в себе поэта»,— кончает Пруссак свое стихотво­ рение. Писать стихи Володя начал рано, так же как и заниматься нелегальщиной. Уже в третьем классе Введенской гимназии горо­ да Петербурга он вошел в нелегальный «кружок саморазвития имени Л. Н. Толсто­ го». И в том же 1910 году он участвует в издании гимназического журнала «Недо- тыкомка». В гимназиях предреволюционной России такие журналы были нередки. Все они носили чуточку сверхреволюционный вид, но за фасадом его часто пряталась обыч­ ная детская любовь к тайнам и приключе­ ниям. Впрочем, немало настоящих револю­ ционеров и больших писателей начиналось именно с этих гимназических журналов. Игра в поэзию и в революцию постепен­ но принимала у Володи более серьезный характер. Его уважали даже гимназисты старших классов — за выдумку, за прин­ ципиальность и смелость в спорах с пре­ подавателями. С февраля 1912 года при активном участии Володи Пруссака стала выходить «Газета СПБ Введенской гимна­ зии». Какие только запретные для школь­ ников темы не поднимались в ней! Уже стал коситься на «ненадежного» ученика директор гимназии, а наиболее реакционные преподаватели требовали исключить его из гимназии. Они несколько поторопились.