Сибирские огни, 1985, № 10
Пушкиным и Блоком, Фетом и Ахматовой, но так же слышна и русская песня, пере нятая не по звуку, а по родству народной судьбы, и хоть и далеко ушедшая по внешности от старой песенной традиции, а, странно сказать,— более верная и более близкая русскому песенному просторечью, чем в сочинениях имитаторов, льстящих и лукавящих, извлекающих язык не из струн живой речи, а из старых сундуков, что тот час узнается, хотя бы вместо карет бойко вставляются ракеты. Вера в праведную силу народности не может быть сымитирована и подделана и отвеивается слухом русского человека — будь то крестьянин или художник. Чуткий читатель бессознательно догадывается об истине, сфомулированной В. Огневым: «Движение стиха, развитие его форм есть в конечном счете следствие движения на родной жизни». Хотелось бы избежать каких-нибудь настойчивых обобщений, потому что не итоговую статью я пишу, а обыденные размышления на том материале, кото рый, может быть, не является стерж невым и определяющим, потому что ра ботают в это время и поэты старшего поколения, чье слово в понимании Ро дины глубоко и обдуманно, выстрадано и обеспечено большим частным и истори ческим опытом. Но и те книги и то поко ление, о котором говорю я, торит в чита тельском сознании свою дорогу, выполняет свою работу, и как бы ни были фрагментар ны и еще мало систематизированы крити ческие размышления и наблюдения, они на капливаются, и ими надо делиться. «Жизнь — уток, а Родина — основа»,— написал Геннадий Панов. И это верно равно для поэта и для читателя. Что ни читай, а мысль поворачивает в эту сторону, потому что и сам уже вступаешь в тот возраст, когда надо принимать ответствен ность на себя и, значит, определять для себя понятие Родины, осознавать ее исто рическую роль, прозревать в себе нацио нальные корни и истоки, чтобы дерево жизни росло, не кривясь. Поэтому и вгля дываешься в прозу и поэзию о прошлом, задумываешься, почему Т. Глушкова на зывает свою книгу «Выход к морю», а до гадавшись, что тут слышен выход к морю общечеловеческого гуманистического созна ния, удвоенно вглядываешься, с каким ду ховным богатством, с какой мошной и важ ной народам традицией выходит к этому морю русский человек. Поэтому, услышав от Ю. Кузнецова: «Душа, ты рванешься на запад, а сердце пойдет на восток», остано вишься посреди этой мысли, и долго бу дешь слушать в себе токи той и другой крови, и порадуешься их слиянию, и уви дишь тут больше исторически верного про зрения, чем в прямой декларации о «чужих священных камнях». Поэтому же, прочитав в стихотворении молодой поэтессы Ольги Ермолаевой: Добро, что выходим мы на всероссийский простор. И чувство народа затмило любовные чувства,— счастливо и благодарно скажешь себе, что как бы мы ни были иногда раздосадованы поэзией, так что уж готовы и вовсе махнуть на нее рукой, решив, что ее лучшие вре мена невозвратно прошли, а она идет себе и развивается и помнит ответственность перед русской землей и отечественной исто рией. Много, конечно, и' мертвого, руко дельного, суетливого, и оно часто заслоня ет глубинные токи, числом берет, но истин ное русское самосостоянье пройдет сквозь эту рябь, высветится, будет услышано и негромко, но неуклонно будет идти вперед, понемногу отряхивая все спекулятивное, ложно патетическое, сиюминутное. И ра достно будет видеть, что с пушкинской по ры, затихая и усиливаясь, опадая и воз вышаясь, уходя в тайники и разливаясь, но никогда не останавливаясь, растет в каж дом русском человеке и в каждом рус ском честном поэте отмеченное еще И. Аксаковым в речи о Пушкине «уважение к своей земле, признание прав своего народа на самобытную историческую жизнь и органическое развитие: постоянная па мять о том, что перед нами... живой орга низм, могучий народ русский с его тысяче летнею историей!»
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2