Сибирские огни, 1985, № 10

Книгу О. Чухонцева тем уместнее, здесь вспомнить, что она открывает еще один поворот темы, а именно — дает воз­ можность поговорить о городской Ро­ дине, которая все как будто нужда­ ется в отстаивании и словно не вовсе имеет отношение к национальной тради­ ции. Мы еще не привыкли различать род­ ное в воспеваемых поэтами городских пе­ реулках, в жизни окраины или небольших провинциальных городков, которые своим ритмом и бытом часто схожи с окраинно­ столичным, а то и арбатско-переулочным бытом. Народность, национальность самосозна­ ния формируется равно и в бунинском предстепье и в есенинских просторах над Окой, и в домах Петроградской стороны у Ахматовой или в пристанционном, как будто вокзальном, быте Блока. И в этой городской окраинности есть та же родная Россия, красота которой видна только лю­ бящему сыновнему сердцу и которая по- прежнему близка духовному сознанию сегодняшнего поэта, как пушкинское «Моск­ ва... как много в этом звуке для сердца русского слилось!» или блоковское «Петер­ бургские сумерки снежные...» Когда О. Чухонцев пишет свой Павлов Посад, Н. Новиков — кривоникольские мос­ ковские переулки, а Т. Глушкова — после­ военный, бедный, но освещенный детством пыльный Киев, то весь этот мир простых отношений и обыденной, чужому глазу не видной, красоты никак не противоречит ни нынешнему развитию страны, ни суперго- рода.м, ни почти обиходному космосу. Что­ бы и дальше верно и достойно развивать новую Россию, поэты зовут благодарно помнить и уже ушедшую на их памяти, чтобы корень не оборвать, матери своей не стыдиться. Ничего нет вреднее для на­ рода, национальности, чем ложно понятый прогресс с его обезличивающей привле­ кательностью, с его тяготением к общему, исключающему родовое, наследственное. Я не случайно часто употребляю понятие «родовое», потому что Родина начинается с рода. И поэт до обобщительных раз­ мышлений не может миновать оглядки на этот свой частный домашний род, на бли­ жайшую ветвь генеалогии — и это опять черт,а в нашей поэзии пушкинская. Только при этом условии О. Чухонцев напишет поэ­ му «Свои», где вспомнит своих добрых теток, вынесших на плечах все общенарод­ ные беды и племянника выведших со свет­ лой, неискаженной душой: Разве это позабудешь? Позабудешь — жить не будешь, чеоез что прошли, чтоб жить по-людски и по-соседски, говорить не по-немецки, а по-русски говорить. Только тогда и Н. Новиков напишет поэ­ му «Родные», где с печалью засвидетель­ ствует размыкание, разбегание, необрати­ мый распад большой семьи и даже в пер­ вом варианте назовет поэму «Поминки», предвидя печальные последствия такого ра.збегания. Только тогда и барнаульский поэт Г. Па­ нов («Тихий колокол») возвратится в род­ ное село и там, где по архивам, где по рас­ сказам стариков, начнет восстанавливать человеческую хронику своей отчизны, исхо­ дя все из того же необходимого чувства сохранения крепких начал: Незазорно ради основы покопаться в родной золе... - Я. Панов, из села Панова, говорю о своем селе. Вот это « ра ди о с н о в ы » и застав­ ляет сегодняшних поэтов так много и настойчиво говорить о прошлом в коротких стихах и больших поэмах, перебирать внешние малости своей биографии, чтобы вывести оттуда незыблемые опоры и чтобы (может быть, еще и это?) как-то загладить тайное, может, и не всегда сознаваемое чувство вины перед оставленной землей, особенно острое в крестьянских родах, которые, как далеко ни уйдут от родной земЛи, изживают ее в крови долго и не без боли. «По Сибири, по России, память ми­ лую храня, без меня живут родные, уми­ рают без меня»,— писал в одном из сти­ хотворений В. Леонович («Нижняя Деб- ря»). Острота сознания этого «без меня» и побуждает деревенских родом поэтов (осо­ бенно их) выкликать и выкликать в памяти родные места, чтобы хоть в слове побыть с ними и разделить жизнь и смерть близких. Живая жизнь при этом часто пытается полно заместиться словесной, и не хватает книг, чтобы вспомнить всех. Настойчивое благодарное освоение того, что принято называть «малой родиной», идет в поэзии всегда, но каждый раз с различными интонационными оттенками. Сейчас вот явственнее всего интонация вопрошающая. С каждым поколением за­ канчивается какой-то определенный период национальной истории. На глазах каждого поколения заметно меняется социальный и духовный ритм жизни в городе и в дерев­ не, что тотчас вызывает ответную реакцию поэзии, которая всегда чутко отвечает под­ вижникам народного самосознания. Новое поэтическое поколение ищет точного опре­ деления то.му , что же в становящемся, постоянно обновляющемся национальном организме сейчас наиболее существенно и необходимо для сохранения, продолжения и здорового перспективного развития этого национального организма. Это путь каждого отдельного поэта с разной степенью глубины и путь всего по­ этического поколения в целом. III Все мы по себе знаем, что остающееся позади почти всегда кажется прекрасным, потому что там мы оставляем свое детство и юность или в общей исторической судьбе народа — детство и юность нации. Отсюда так понятна вопрошающая интонация и множества «исторических» стихов обдумы­ вания его заветов в общей картине сегод­ няшней духовной жизни. Поэт ищет тех общих опор, которые позволяют объединить в одно целое «и страны любимой страшный опыт, и роковое чувство новизны» (Н. Кон­ дакова). Достаточно вспомнить, сколько замечательных стихотворений было посвя­ щено юбилею Куликовской битвы с точным прозрением. Например, кузнецовское стихо