Сибирские огни, 1985, № 10
с другой стороны и, улучив момент, перегибал свою красивую шею че рез чье-нибудь плечо и мягкими губами хватал со стола кусок хлеба. — У, ты, гад хвостатый,— покрикивал на него Кутузов и грозил кулаком,— вот я тебе! Сытый, у голодных изо рта отымаешь.— Кутузов делал страшное лицо и замахивался на Орлика. Тот всхрапывал и рыс цой отбегал за палатки, но через минуту его белолобая голова снова мелькала над столом с очередным куском хлеба в зубах. Тучи, собиравшиеся еще с полудня, наконец проглотили солнце и все вокруг расплылось в туманной мороси. Но она не мешала нам. Щеки у меня горел-и, будто сидел я у костра. Я вспомнил Галю. И тоска, похожая на необъятное моросящее небо, поглотила меня. Мне стало жалко себя за то, что сижу я в этот вечер на затерянной в тайге поляне и никому, наверное, нет до меня дела. А где-то там есть город, есть сухой гладкий асфальт, есть читальный зал, есть кинотеатр «Ок тябрь» с мягкими зелеными креслами и есть Галка. — Эх! — неожиданно громко выкрикнул я. — Чё орешь, дура-лошадь? — поднял Кутузов голову.— Чё орешь? Голова Орлика метнулась в этот миг за хлебом. — Ах ты, гад хвостатый,— вскинулся Кутузов. Он нагнулся, ища, чем бы запустить в Орлика. Не найдя ничего, стащил с ноги сапог, бро сил — промахнулся, стащил другой — попал. Орлик шарахнулся в сто рону щиплющего траву Баклана. И оба коня побежали по кругу, а за ними под наш безудержный хохот — Кутузов с разматывающимися портянками. Он наступил на одну, упал и, бормоча себе что-то под нос, вполз в палатку. Мы тоже отправились спать. Баклан спрятался от дождя под тентом, кое-как втиснувшись между столом и скамейкой. ...А Орлик потом пожаловал к нам в палатку. Он стоял с опущен ной головой, и никакими силами нельзя было выгнать его наружу. От его теплого тела шел пар. — Ну, дорогой,— галантно обратился к нему Юра,— тогда мы вас будем использовать по назначению. Не изволите ли нам подсушить портянки? — И он повесил на Орлика свои портянки. Эта затея всем понравилась. И скоро лишь голова да ноги коня торчали из-под раз ноцветных лоскутов. Орлик косился на свою необычную попону, но не возражал. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Я остался дежурить в лагере. Вот и широкая спина Вадима, осед ланная рюкзаком, в последний раз мелькнула среди нечастых сосен и потерялась из виду. Я собрал со стола грязные стаканы, миски и ложки, сложил их в помятый жестяной таз и спустился к речке мыть посуду. Маленькая, неширокая Крутиха булькала на перекатах. Напротив меня, посреди ее русла, выглядывал большой коричневато-желтый ва лун, облизанный водой. Небольшой клочок мха, росший на его макуш ке, делал валун похожим на голову главного геолога экспедиции — Касьяныча. Широкий лоб, округлая, почти голая голова. Мне даже пока залось, что над самой водой выделяются могучие надбровные дуги. Вода с тихим журчанием ударялась о лоб Касьяныча и распадалась на звон кие струи, которые свивались потом в тугой, ворочающийся с боку на бок канат, которому ужф тесно было в сошедшихся близко обрывистых берегах. В тазу, который я поставил вместе с посудой в воду, уже мельте шили мальки — маленькие, длиною в мизинец, рыбки. Среди мисок и стаканов они находили остатки каши, супа и хлебные крошки. Один, совсем коротенький и юркий, вплыл в стакан и отрывал ото дна лох мотья сгущенного молока. Я молча смотрел, как кормятся рыбки, и не мешал им.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2