Сибирские огни, 1985, № 9
— Вот вы и вы. Через минут двадцать будьте в правлении.— Он кив нул Тагиру.— Ты тоже подойди, браток.— Тагир ему понравился сразу. — А я прямо сейчас.— Тагир поставил крохотную рюмку с золотым пояском, котороую ему всучила жена, и они втроем вышли на улицу^ 8 В годы детства Альберта правление колхоза располагалось в длин ном деревянном доме в пять или шесть комнат. Была там бухгалтерия, комната главного бухгалтера, кабинет председателя, комната для брига диров, маленький красный уголок, где на стенде с выпиленными из фане ры и позолоченными профилями Ленина и Сталина стояли выцветшие от солнца книжки на русском и татарском языках, причем несколько книг, изданных в тридцатые годы, где буквы латинские, как в учебнике немец кого, а получается по-татарски. Да, и в этом же доіме ютилась радиоруб ка, крутил музыку и делал объявления высокий нескладный Ильдус. Аль берт помнит его голос — парень как бы стеснялся своего деревенского говора и для солидности лепил больше русских слов. Например, фраза: мол, товарищи, сегодня вечером в клубе состоится торжественное собра ние, на котором выступят лучшие животноводы, председатель колхоза, а затем будет дан концерт силами саімодеятельности— звучала приблизи тельно так: — Товарищляр..! Буген вичиром клубта торжественный собрание бу- лаанда безнен самый достойный животноводлар сюз алалар, анннансын колхоз председателе товарищ Ибрагимов слово ала, потом кониирт була безнен самодеятельность силлар белян!.. Альберт изредка забегал в правление, когда обеспокоенная мать по сылала его к отцу — телефон не отвечает, а Ибрагимов с утра не обедал, не ужинал. Сын поднимался на затоптанное, как скотный двор, крыль цо, где в тени сидели конюхи, куря махру, и редкие еще в ту пору шо феры. Он перешагивал порог и оказывался в бухгалтерии, отделенной от прохода невысокой деревянной стойкой. Здесь пол к вечеру был засыпан шелухой от семечек, здесь было царство насмешливых женщин, и Аль берт никак не мог запомнить, кто из них работает бухгалтером или убор щицей, а которая из них зашла сюда в поисках загулявшего мужа — и происходило это незнание Альберта только из-за того, что он смущался смотреть в лица женщин. Миновав кабинет главного бухгалтера, плеши вого маленького старичка с вымазанной зеленкой головой — почему-то запомнился именно этот бухгалтер — мальчик проскальзывал в кабинет отца, где пахло папиросами «Норд» или даже «Казбек». Сам отец курил крепкую «Приму», «Казбеком» же угощал колхозников. — Позвони маме! — еле отдышавшись, просил Альберт. Отец крутил медную ручку, снимал трубку, подмигнув собеседни к у — какому-нибудь уполномоченному в галифе или бригадиру, которого только что распекал, и просил дать ему квартиру Ибрагимова. — Алло,— говорил Ибрагимов.— Это я. Я жив, Альберт меня видел и тебе расскажет, что это правда. Не беспокойся...— Но мать, видимо, не могла удовлетвориться таким коротким разговором, и председатель, слушая дальнейшие ее сетования, начинал краснеть, сердиться и, бурк нув: — Ну, все!..— вешал трубку. Альберт озирался. Здесь точно так же, как и дома, на двух ремнях висел сноп пшеницы. И еще стоял в углу сейф, железный зеленый яшик, который Альберт никак не мог подвинуть. — Гороху мало ел,— шутил отец... Когда колхоз снова объединили и Ибрагимов из Бикташева вернул ся в Старую Михайловку, было отстроено новое здание правления из красного и белого кирпича вперемешку — колхозники тут же окрестили его остроумно оспой. Здание получилось впрямь щеголеватым, да вряд ли более просторным— комнаты расширились, но и народу прибавилось. В старом деревянном доме осталась радиорубка, там же поместили биб- 99
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2