Сибирские огни, 1985, № 9

Простите... я сейчас...— и вышел вон из дома. Альберт поспешил за ним. . Кочергин сидел на крыльце, глядя на дальний забор. Он медленно снял кургузую кожаную кепчонку с лысеющей рыжей головы, омял ее, скрутил в веревку. Альберт присел рядом. Во двор вошел парень, кивнул Альберту, открыл ворота — въехала лошадь, на санях стояли две корзи­ ны с красными гвоздиками, покрытые полиэтиленовой пленкой. — Из Беляевки,— сказал парень и кивком головы спросил: куда? Альберт пожал плечами, показал на сарай. Парень занес цветы и уехал. В калитку вбежала девочка, из соседской семьи, попросила спи­ чек — Альберт отдал свои. — Не курю ,— виновато сказал Кочергин. — Да я тоже... И вдруг Альберт начал рассказывать ему, как сам получил теле­ грамму, и полетел, и опоздал, и как ему в три приема объяснял Синель­ ников обстоятельства гибели Ибрагимова, Альберт оглядывался, торо- • пился, он почему-то понял, что именно этому человеку с деревянной но­ гой, наивному, беззащитному, должен все без утайки рассказать. Он не щадил себя, ему хотелось излиться, изойти слезами... и какое счастье, что приехал Ефим Львович, о котором отец столько раз вспоминал, гово­ рил: «Это честный человек». Кочергнн, казалось, не слушал, но по тому, как наливались кровью его уши и шея, Альберт видел — все он слышит и все понимает. — За-начит, Мишка, наш золотой кореш? — хрипло, слегка по-блат­ ному переспросил Кочергин.— Писал мне твой родитель про их любовь. Дальше что? — Сегодня собрание,— закончил Альберт. — А я...— Кочергин мучился.— Раззявился у порога! У-у... Никогда не прощу! Идем к ним!..— Он вскочил, стуча деревяшкой, рванулся в из­ бу и снова обмяк, вошел тихий, боком. Приблизился к матери Альбер­ та— откуда он знал, что это она? — Простите меня, Гульчара Ахатов­ на,— сказал Кочергин.— Простите, все добрые люди... не умею по-татар­ ски... я думал — он на охоту уходит... вот и кинул телеграмму. Он письмо прислал недавно, звал. Говорил, по лесам пройдемся... Старухи молчали. Земфира ласково мигнула ему глазами: — Ничего. Хасан вас любил. « И в эту минуту наконец открылась калитка — в дом Ибрагимовых потянулась толпа мужчин, впереди Салахов и Губайдуллин, Халилов и старик Мусагит. ^ — Идут, идут!— побледнела мать.— Бабушки! На кухню! Там (моли­ тесь! Потом мы вам расскажем! Господи, кого они избрали?.. Сначала поговорим или сначала на стол?.. Черная бабушка с четками поднялась первой и вышла, неодобри­ тельно посмотрев на цыгана, за ней — старуха Нагима, за ней — на боль­ ных толстых ногах тетя Халиса, похожая на Белую бабушку, за ней — соседки... В большую комнату вошли, видимо, только что помыв руки, моргая глазами после долгого собрания, Салахов, мрачный Губайдуллин, Хали­ лов, протирающий очки, думающий о своем сутулый Ислам-бабай, Амир Махмудов, Тагир с тетей Галией, которая пошла с ним на собрание, что­ бы он там не сказал чего-нибудь лишнего. Кто-то из стариков остался на кухне у старух. Салахов деловито сел за стол и, выпростав манжеты из рукавов, объяснил, что происходит. Колхоз в бедственном положении. Теперь ну­ жен руководитель, хорошо знающий людей, возможности колхоза, и луч- ьне, если это друг Ибрагимова,— для народа всегда важна преемствен- ность. К сожалению, есть уже сигналы, что некоторые молодые механи- ' заторы собираются переезжать в другие кра^. Товарищ Губайдуллин на собрании вел себя правильно, сказал, что ошибся вместе с Хасаном Иб­ рагимовичем. Значит, признает. Значит, его можно было бы рекомендо­ вать, но Мулланур Фарсиевич дал самоотвод — сослался на здоровье.