Сибирские огни, 1985, № 9

буду таким-то верить, как он! — Он оглянулся, понизил голое; — За веру человеческую руки на себя наложил... Альфия стремительно подошла к нему. У него не выдержало сердце,— холодным тоном, четко сказала она. Сердце. Понимаете? Если у вас его нет, так допустите, что оно есть у других, Андрей Иванович. Старик испугался ее взгляда. Он чего-то не понимал. Может быть, до него дошли какие-то слухи. Он кивал, мял шапку, лисью, дорогую. Ага, пробормотал он, и Альберт впервые подумал, что правду от народа не утаишь. Надо легенду поддерживать, украшать, только в этом случае забудется правда.— Понятно. Была бы церковь, мечеть у его веры отдал бы все деньги... Может, возьмете? Говорят, на памятник со­ бирают... Не ирод ведь!.. Альберт отрицательно покачал головой. Старик не уходил. Все мол­ чали. Зазвонил звонок в сенях — по двору шел ныган Степан. Его сизые кудри спадали на плечи. Он был в свитере, пиджаке, в джинсах, в сапо­ гах гармошкой. Он вошел в избу, и несколько нараспев, как на площади, сказал: Примите и мои сожаления о неожиданной кончине Хасана. Я был далеко, за рекой с названием Волга. Сердце мое почуяло тоску — и я вернулся. Спасибо, Степан,— прошептала Земфира и припала к его плечу. И тихо шепнула, показав глазами на спальню.— Она там. — Я знаю, татары не пьют на поминках,— продолжал гость.—Но я цыган. Налейте цыгану. — Сейчас мужики придут — и выпьешь. Садись пока с нами чай пить. — Нет, нет, я возле дверей! — отступил цыган и сел на пол.— Я вез­ де спал, на мне могут быть жуки , клещи... даже змея дремала в моем кармане. \ Из спальни вышла мать, озабоченно хмуря брови. — Что нам теперь эти змеи... Здравствуйте, Степан.— Она обрати­ лась к нему на «вы», хотя всегда родня посмеивалась, что у них со Сте­ паном платоническая любовь: очень уж любила мать слушать, как он поет. Цыган вскочил с пола, глаза его, черные, с красными прожилками сверкнули. — Я двести рублей принес, Гульчара... Вы же будете заказывать памятник? Дочь моя Роза выиграла... не подумайте в карты... в лоте­ рею... в советскую лотерею! — Он протянул измятый авиаконверт с деньгами. Но мать словно и не заметила этого конверта — по двору шли ни­ зенький мулла в тюбетейке и высокий, сутулый, весь в черном старый че­ ловек с палкой. — Искандер-абый поднялся!..— прошептала мать и, как девочка, выпрямилась у окна, даже поискала глазами зеркало, поправила на го­ лове черный платок.— Мая, встреть его!.. Майка выбежала из спальни, и стало слышно, как поднимаются на крыльцо старческие ноги, подволакиваясь и задевая ребра ступеней. И все услышали, как дребезжит его голос: — Ну, я понимаю, мулле нечего делать на собрании колхоза, вот и ты, ка к инвалид, шатаешься среди бела дня. Что ты несешь вдове? Что это такое? — В эту минуту они вошли, краснеющий от тоски и стыда мул­ ла и бледный, длиннолицый, в очках. Учитель. Искандер-абый держал в руках развернутый лист ватмана.— Ага, две суры из корана. На араб­ ском. Ошибок нет. Сам писал? — Нет, внук мой... для Гульчары. Повесь, Гульчара, над его постелью... — Ай-яй-яй,— сказал Учитель.— И не стыдно тебе? Я тебя учил грамоте, а твой отец мулла Исхак — корану. Всю жизнь ты был раз­ двоенный, ка к жало гадюки. Уходи, мальчишка!