Сибирские огни, 1985, № 9

' Выдержу,— беззвучно плакала імать, повисая на его руках.— Хорошо.— Она медленно пошла в дом... Альберт постоял и вернулся к воротам Ибрагимовых. Он- сегодня еще не отпирал калитку — без него ее распахнули. Он повернул желез­ ное кольцо железная стрелка лязгнула, и калитка открылась. Аль­ берт, затаив дыхание, шел по двору, здесь никого не было. Сам не зная, зачем, он еще раз завернул в хлев, к корове — под лучам фонарика она сверкнула фиолетовыми глазами, она молча жевала и шумно взды­ хала, эта кормилица с белой звездочкой на лбу и двумя неровными белыми пятнами на черном боку. Альберт прикрыл дверь и зашел в сарай. Здесь хранилось всякое старье, круглое пятно света выхватило из темноты гору старых журналов, которые слиплись от влажности и долгого лежания темную поленницу дров, может быть, пятилетней дав­ ности, стопы тетрадок, тонких и общих, пласты своего детства и дет-, ства сестренок... Альберт вытянул наугад одну из этой горы, раскрыл — тетрадь отца. Характерный, угловатый, почти клинописный почерк Ибра­ гимова, где буква «х», например, как два скрещенных кривых ятагана. Здесь были выписаны цитаты из Ленина и Сталина, наиболее важные мысли подчеркнуты дважды красным карандашом. Достал другую тет­ радку, толстую, в палец — Ленин, о новой экономической политике, 1922 год... целикам, от руки. Вынул третью — оказалась его, Альберта, тетрадь цыплячьим почерком, со старательным наклоном в начале страницы и с повалом налево в конце, сочинение на тему; «Почему я люблю свою Родину». У него не хватило сил прочитать даже пер­ вые строки. 4 Здравствуй, сынок!'.. Здравствуй, мой мальчик-самоварчик, как на­ зывал я тебя в далеком детстве твоем, кода ты еще не мог запомнить, в какую сторону солнце движется... Вот ты и вырос. Только не говори, что хочешь начать сначала. Это беда, когда мы начинаем сначала — деревья в парках вырываем и сажаем на их место саженцы. Что я м о гу , сказать тебе? Только то, что говорил в жизни, а ты не слышал. У нас, у тех, кто ушел, нет новых слов, которых мы не говорили в жизни. Слова все те же: хлеб, надежда, народ. Запомнил? Ты стал сильным, можешь реки остановить, но сперва подумай: надо ли? Ты стал ученым, можешь прибор придумать— самые потаенные мысли человеческие- угадывать, но сперва подумай: а надо ли?.. Ты стал красивым,'можешь влюбить в себя тысячи женщин, но сперва подумай: нужно ли? Ты вырос бережливым, можешь все золото и серебро на себя надеть, стать, ка к рыба в чешуе, но сперва подумай: надо ли?.. Люби, сынок, людей, даже если не все они тебе нравятся. Других не .будет. Желай всем счастья, сынок, здоровайся со всеми, сынок! В деревне дольше живут, потому что чаще здороваются. Здравствуй, мой мальчик!.. День наступил морозный и ясный. Проснется человек после дол­ гого сна и скажет — зима. Во дворах ревели коровы, блеяли овцы, но куда их погонишь по снегу? Но ближе к обеду солнце раскалилось вовсю — по календарю-то едва лишь миновало лето. С крыш закапало, загомонили воробьи. С Ибрагимовым простилось человек самьсот, как подсчитал брига­ дир Халилов. Фая, кажется, не успевала'к гробу отца. Губайдуллин обвязал рукав пальто красной лентой с черной полоской, нарисованной неровно от руки, тушью, и сказал, что пора везти. Но Салахов из рай­ кома попросил немного подождать— скоро по его личной просьбе подъедет из Мензелинска духовой оркестр. . :