Сибирские огни, 1985, № 9

ь— Разве нельзя? Почему?.. Милый мой, любимый мой, мальчик мой, ребеночек мой... — и гладила лоб, гладила лоб мужа, словно пы­ талась согреть его и разбудить,— милый... бедный мой... что же я не поехала?., у меня было предчувствие... я обманывала тебя — сказала, хочу новое платье купить в Казани... прости... но это у меня было пред­ чувствие, наверное, я за тобой сойду в землю, если мы даже нС прости­ лись., будь проклята эта Казань... и этот Синельников... этот снег... этот бог... На нее зашипели, ка к гуси, старухи, она замолкла, потом отняла руки и сидела рядом с умершим, глядя на него сверху, ка к старая-ста- рая женщина смотрит в печально плывущую реку. Появился хромой фотограф Моисей с бригадиром Фоатом Хали­ ловым. Фоат стиснул руку Альберта, поправил очки, растерянно по­ стоял возле мертвого председателя. Мать оживилась не по-здоровому, вскочила: — Да, да, это хорошо. Пусть он снимет нас вместе. Сними меня с ним, Миша. Моисей зажег свет, принялся щелкать аппаратоім. Мать сказала: — А теперь всех сними, кто пришел. Идите сюда... Земфира, род­ ная моя... энием... мама,— это она обратилась к Черной бабушке, мате­ ри отца.— Вот хорошо... вместе... — Она словно наслаждание получала от этой церемонии.— А теперь вы сюда... а вы уже снялись, отойдите... И долго, группками человек в сѳмь-восемь, зажатые в углу, за гробоім, возле буфетика с синими рюмочками, которые позванивали от шагов, люди фотографировались. И со всеми — мать. И вот когда эти люди выпрямлялись и смотрели в объектив, Альберт начинал узнавать многих, кого поначалу не узнал. Вот Амир Махмудов, бывший грузчик и пастух... лысый, хмурый, он омотрит сосредоточенно под ноги. Вот рыжий Фураев, дружок Синельникова, так любивший рассуждать об истории славян... А маленький мальчик снова бегал под ногами у взрослых, искал свой зеленый танк или крышку от кастрюли, он вопил от радости (столько новых лиц !), он прыгал на месте, падал нарочно на пол — и снова вскакивал. Альберт схватил мальчонку и отнес на кухню, где Альфия что-то варила. — Ты голодный... тебе надо поесть, не выдержишь,— сказала она.— Еще ночь впереди, день., ты голодный. — От Файки нет телеграммы? — Венера принесла. Сидит в Горьком, там буран. — К -ка кая Венера? Венера?! > — Ну, да. Харисова. Ты с ней учился. Почтальон. Чувствуя, как забытый жар заливает лицо, он спросил: — А... а где Майка? — Пропала, черт знает где! По деревне бегает, объявляет старикам, когда похороны. Искандер-абый, кажется, серьезно болен. Надо будет забежать к нему, укол сделать. Альберт с удивлением смотрел на свою сестру, которая за истекшие годы, пока он тут не был, окончила школу и вот — почти заканчивает институт, без пяти минут врач. Высокая, уверенная в себе, взгляд бар­ хатный, по которму ничего не поймешь. Нарочно она назвала имя Ве­ неры или без всякого умысла? — Поешь, поешь,— повторила она настойчиво.— Ты плохо выгля­ дишь. У тебя тоже гипотония? Альберт, стоя перед ней, жевал колбасу с хлебом, давился. Сестра налила ему чай — он запил колбасу. И вышел в сени. Здесь были те же запахи, что были давным-давно. Запах сохнуще­ го табака под потолком, запах увядших ягод рябины и калины, запах муки из чулана, видимо, все же подбитой дождем. Венера знает о омер­ ти отца. Почему же не зайдет? А где Наднр, восторженный дурачок, ровесник Альберта? Люкс Абдрахманов, у которого умер отец? Ирек, сын сержанта Ахметова? Руслан, сын Земфиры-апы? Дали ли ему 79