Сибирские огни, 1985, № 9

Мотор взвыл, и грузовик пошел вперед, Синельников бежал впе­ реди машины и, імахая руками, командовал: — Видел?! А ну сдай!.. А ты — повернись, чё тут к а к корыто?! А ты сюда!.. А ты — задам!.. — Он согнал одну машину с парома, и не дал заехать другой. Он орал на всех, срывая голос.— А ты что, уснул?! Ильгиз, осклабившись, потихоньку газовал. Наконец грузовик вка ­ тился на деревянный настил. Со всех сторон курились белые дымы, будто река.была горячая. Не стало видно и этого берега, кроме смутных очертаний кузова машины, стоявішей ближе всех, и тусклых ненави­ дящих глаз шофера этой оставшейся машины. И хоть понимал Альберт, что Синельников сделал все правильно, чувство неловкости ж гло ему лицо. «Разные есть очереди,— мучительно оправдывался он.— В мага­ зин, и в библиотеку... и вот такие естЬ очереди. Наверное, не все равны в такой очереди». Альберт ожидал, что Синельников теперь заведет на паром и свою «Волгу», но он крикнул капитану: — Эй, парень! Я Синельников! Подержи минутку, мы сейчас... — Ладно,— ответил капитан,— рыжеусый т а т а р и н .- У нас движок барахлит. Можете полчаса. — Альберт!.. — сипло и жарко зашептал Синельников прямо в ухо молодому Ибрагимову, цепкой пятерней оттаскивая его в сторону и давя другой рукой в спину, почти насильно сажая в свою машину.— Еще два слова... Не надо говорить дома, что он сам себя. Не надо никоіму, понял?! Когда все это случилось, он был, ка к стенка... тер сердце... честно гово­ ря, он бы от инфаркта, если бы не успел раньше... Коммунист... это все-таки легендарная жизнь. Другое дело — не выдержал, сам себя, тут есть признак слабости... или какой-то вызов. Я боюсь, некролога не разрешат. А если инфаркт — ну что ж... силы человеческие не всемогу­ щи... Не выдержал! Так и скажем везде! Не любил он болеть. Мы — солдаты, не умели мы болеть. Если уж упадем — ка к дубы. С тр-реском и сразу— навсегда... понял?.. — Синельников зарыдал, утирая тяжелое лицо трясущейся ладонью. И вдруг вспомнив о чем-то, очень сильно сжал локоть Альберта.— Да! Это! И в конце го в ори т -^ я завидую тебе! Надо было жить, ка к ты! Это он імне говорит. Понял? Он так сказал! Честное партийное слово! Веришь? Альберт, веришь? Ну, прощай, сынок! У меня дела в Казани... гори они огнем... Я утроім позвоню еще раз в райком — и ты там скажешь... так народу и будет объявлено... Это важно, Альберт! Святой обман! Но он бы понял!.. Он отвел Альберта к парому. И паром отчалил. И сомкнулась вокруг белая мгла. Курили, поплевывая в бездонный мрак, шоферы. И движок, захлебываясь, тянул деревянную колыімагу. Слышно было плеск раздвигающихся волн. И ничего не видно. Когда-то давным-давно Альберт плыл в таком же тумане. Только туман был теплый, ка к ведро с парньвм молокоім. И было это летоім, конечно, после ночного дождя. Было это рано утром, в пору сенокоса или чуть попозже. Паромиішко, куда меньше этого, скрипя тросом, пере­ тягивался силой течения с берега на берег. Тихо было. Где-то блеяла на берегу овца. Играл на гармошке еще не угомонивішийся гармонист. Пели девчонки, собираясь на работу. Можно было браво подмигнуть им, послать воздушный поцелуй, ка к рыцарь из кино,— никто не уви­ дит, никто не засмеет. Они за белой непроницаемой стеной тумана. Альберт ехал к родителям. Был он тогда еще мальчик, только что окончил восьмой класс. Прожил первый год в интернате, вдали от папы и мамы, и вот собрался в Бикташево. Дожди размыли дороги на левом черноземном бергу Ика, и поэтому пришлось выбрать окольный путь — по серым каменистым косогорам правого берега... Восьмиклассник на пароме не был одинок — рядом стоял и хімуро смотрел вперед, а вернее вбок, поскольку паром двигался боком, па­ ромщик дядя Федя, обгорелый на солнце человек, в татарской шляпе с дырочками, в украинской рубашке с цветочками возле горла — пода­ рок дочери. Саму его дочь недавно увез кучерявый хохол Микита в 70