Сибирские огни, 1985, № 9

он — тигр, а Альберт — тигр! Он жил в Мензелинске, строил каменные дама. Он давно звал отца.с сеімьей в Мензелинск, обещал вселить в луч­ ший дом с балконами длиннее любой лодки своего отчима — Ислам- бабая. Нет, он не станет защищать Альберта — он отца больше любил. «А что меня защищать? Я им всем расскажу, ка к было дело,— со­ тый раз повторял про себя аргументы Альберт.— Я бы вернулся, если бы не Костя Андрамонов. Должны мы дружбу воинскую поддерживать? Вот и стал работать в сибирском городке. Хотелось подзаработать, поприодеться, приехать на радость родителям и зависть соседям...» Будут они слушать? Вот выйдут они из темноты и протянут Аль­ берту руки, его ближние и дальние родственники, которых он видел, мо­ жет быть, раз в ж и зн и— на каком-нибудь сабантуе. Все они живут в деревнях вокруг Старой Михайловки. Запомнились латаные тулупы, драные галаши на валенках. К а к встретят они сибиряка? Всем больно. Заплачут и все. Или он будет плакать отдельно, а они отдельно, большой, сроднившейся тол­ пой? Может быть, фронтовики не посмеют при них спрашивать о чем-то Альберта? Откуда им знать, кто тут и в чем виноват? А свои постесня­ ются фронтовиков — тех связывают с Хасаном особые отношения, опла­ ченные кровью и отчаянием. Пусть спрашивают, пусть все мучают Альберта! Только не отвернутся. Ибрагимов мечтал — сын станет, как он сам, крестьянином. Когда после фотографирования над обрывом, после русских и татарских песен, Альберт и Светлана уезжали— мать сунула в сумку невестке кучте- неч — гостинцы: и треугольные пироги, и чак-чак, медовые шарики из теста, и золотистые нежные шаньги... А отец, пронзительно глядя на сына, резко протянул кусок хлеба со стола; — Возьми и от меня! Этим занимаюсь. — Зачем ему хлеб? — обиделась мать.— Что они там, хлеба не купят?., — Она понимала, понимала, что имеет в виду Ибрагимов, и все равно пыталась перевести разговор на шутку.— Пятнадцать копеек стоит буханка! — Положи,— тихо попросил Альберт ее.— Спасибо. Надо было в тот приезд им еще погостить, но все время моросил мелкий холодный дождь, и они со Светланой, сказав, что едут в Ленин­ град, улетели на юг. Писыма, написанные родителями в Ленинград, через два месяца вернулись в Старую Михайловку. Альберт, узнав об этом, небрежно объяснил в открытке, что это виновата почта, что они заходили на Главпочтамт. Конечно, хорошо, что Альберт со Светланой покупались, позагорали на юге, но что уж такого особенного на море? Зеленые теплые водоросли ложатся на плечи; то в грудь, то в живот толкается неприятная, вроде прозрачного пельменя, медуза. А на роди­ не, говорят, после их отъезда вышло солнце, поля обсохли, скосили богатый урожай, в озерах вода нагрелась до двадцати пяти градусов. Смородина, малина, ежевика на берегах — знай плавай да с обрыва сдергивай ягоду — если подпрыгнуть в воде, руки хватит... «Не повезло нам,— писала мать.— Немножко надо было потерпеть». К а к войдет Альберт в отчий дам? Это был уже третий дом Ибра­ гимовых в Старой Михайловке на памяти Альберта. Его сложил дед Альберта, и не в Михайловке, а в Бикташево — оттуда перевезли его, перенумеровав мёлом бревна и разобрав,— не захотел председатель объединенного колхоза жить в новых, чужих хороминах. Печь заново клал другой дед Альберта, но клал из тех же кирпичей, из которых она была собрана в Бикташево. Оба старика умерли еще при Альберте — как-то так получилось, он не хоронил их, не ездил в Бикташево — кажется, ходили в поход. Плотник поднял, говорят, после перекура бревно и упал навзничь. Глаза тут же погасли. А ведь какие бревна п*- ред этим поднимал — и хоть бы что! Печник же уімер во сне, улыба­ ясь,— рассказывала мать. Дом с белыми цифрами на бревнах не давал покоя Альберту. Что- то тревожное стискивало его сердце всякий раз, когда он возвращался 65 3 Сибирски» огни № В