Сибирские огни, 1985, № 9

А может, и не приедут — у всех дела... Когда у отца умер однопол­ чанин по фамилии Мамзин и он получил сразу три телеграммы, он не смог полететь в Чебоксары — время выпало самое тяжелое, страда, отец ездил по поляім, заседал в правлении. И снова розовое солнце выхваты­ вало его на рассвете из дома, и снова коричневое солнце с пылью бегу­ щих коров и овец приводило его вечером домой, небритого, в серой от пота и грязи рубахе, а то и на «газике» за полночь прикатывал, вызывая переполох собак. Ибрагимов почернел рицом, как тот гончар Раис, и все Альберту казалось — вот-вот отец рухгіет и над его запекшимися сиАева- тыми губами заструится прозрачный ручеек огня... Свято - берег Ибрагимов память о своих товарищах, и все в даме — и жена, и д е ти __ знали и про того, что на юге, и про Кочергина, который в Казахстане, и про беззубого Сергея Ивановича, который зимует на беспросветном Севере. Один из них аменцл фамилию в истекшие годы, Альберт краем уха слышал, да не понял, кто, и главное, зачем сменил. Вот приедут они, и тот, который фамилию сменил, и спросят у Альберта: «Что же ты?!» А что он?.. А все он. Шофер, стучавший зубами рядом, отогрелся и его от безделия раз­ морило. Он лениво тер стекло и мычал, вскидывая и опуская глаза: Оныттын мине-е... оныттын мине-е... (Забьала меня-я... забьлла меня-я...) — Скоро Мамадыш,— вдруг сказал он, сонно поднося к самому левому глазу наручные часы.— Дальше дорога хуже. Но там тоже ни- чава. На Каме плохо.— И привалившись к Альберту, уснул намертво. Пусть спит, у него нет горя, он мог и устать... • «Ну, хорошо, вы воевали, спасали друг друга от омерти. А потам что же? Одно письмо за пять лет. И никто ведь не позовет другого —мол, приезжай, брат, плохо мне. Постесняется... А какой толк после времени на могилу, на вывернутую красную замлю приезжать? Иные годы, иные опасности. И не надо молодым тыкать войной, может, и нам еще приве­ дется хлебнуть вина, какое не снилось никому... Все вы, фронтовики, когда соберетесь, намного ворчите на нас, все вы демагоги. Нет, не все! Названый брат отца защитит меня — дядя Тагир. Он вечно молод». Его в детстве мальчишки звали Тигр. Тагир и был тигром — невы­ сокий, ловкий, ходил быстро, неслышно в мягких яловых сапожках, горбоносый, темноликий, ка к турок. Сын жены Ислам-бабая, сын отцо­ вой тетки — кем он приходится Альберту? Отец его на сабантуе слетел с коня и разбился, лихой был джигит! Хасан и Тагир вместе росли, учи­ лись в медресе, пасли скот. Умели издалека переговариваться свистом. «У меня был кнут двадцать метров,— скрипя от восторга желтыми зуба­ ми, говорил Тагир-абый.— Я мог убить слепня, который сидит на спине коровы, щелкнув самым кончиком!» Он везде объяснял, что они с Хаса­ ном Ибрагимовым не двоюродные племянники и не троюродные братья, а родные, родные братья. Он был влюблен в Хасана, даже лоб себе, говорят, в ьмолодости подбривал, чтобы на него походить — у него воло­ сы черные вьются, как хмель, лоб узкий, никакого ума. Он смешил детей, как Земфира,— сыпал сахар на горячую картошку и солил чай. Они бы, наверное, поженились с Земфирой, если бы все-таки не доводились друг другу родней. На войну он рвался с первого дня, но его взяли на месяц позже, чем Хасана, и Тагир искал его по фронтам, а когда возник лож ­ ный слух, что Ибрагимов погиб, рвался, говорят, в огонь, как безумный, но уцелел. «Меня два раза убило, но об этом никто не знает!» —странно шутил, скрипя зубами, Тагир-абый, вспоминая войну. Он и в граждан­ ской жизни был смелый и напористый. Тагир-абый любил Альберта. Уважал его познания в радиофизике. Но особенно нежно он стал относиться к мальчику после того, как од­ нажды Альберт под взглядом его диковатых глаз перепрыгнул через прясло — высотой метр восемьдесят или даже два метра. После этого случая ни разу больше Альберт не смог повторить свой невероятный ре­ корд, но это было п не нужно — Тагир всам теперь рассказывал, что не