Сибирские огни, 1985, № 9
бугре, где сухо... и ходили друг к другу на новоселье, и плескали слад кую брагу на стены, и долго не могли потам прогнать іму{іавьев... Дружили отцы, дружили и их дети. Санька был сильнее Альберта, но Альберт быстрее соображал по математике, и во всам, что касалось учебы, он был авторитет. Младший брат Саньки — Алешка — родился без імизинца, и ужасно стеснялся этого, рос бледным, хитрым, злым. Например, он мог ночью воткнуть в оконную раму бабки Марьи перыш ко, подвесить на ниточке картофелину и на длинной нитке через улицу дергать ее — бумчм, бум-м... Одинокие женщины просыпались, Анютка прыгала в сенях от радости, отпирая: імуж приехал!.. Она все ждала, что он вернется с войны... Санька стеснялся за проделки своего братцаб но, чтобы отвлечь от него разговоры, сам еще пуще хулиганил. Взял да поджег на том берегу копну сена — колхозного, чтобы никого не обижать — и слух пустил, будто его отец за ужином сказал: немецкий шпион объявился... И Альберт искренне в это поверил, караулил две ночи в лодке, в камышах — ждал, что вредитель появится еще раз. В книгах пишут, люди приходят на место своего преступления... А когда выяснилось, что кто-то из деревенских парней подпалил — пастух ви дел, только не опознал,— Альберт очень на Саньку обиделся. Так приходила на землю мальчишеская война. Она была особенно затяжной, когда совпадала с очередной ссорой между отцами. Но если взрослые быстрее мирились — дела колхоза торопили,— то дети воевали долго. Не своими руками, конечно,— все-таки «шабры», соседи, а рука ми своих солдат. У Саньки солдаты были по ту сторону овражка, а у Альберта — по эту. Здесь было трое татар и двое русских, а там — пятеро русских и один чуваш. Чуваш Вася был агентам Альберта, но зато, как оказалось^ татарин Лю кс был агентом Саньки. Интернаци ональная дружба побеждала. А со временем и мир сходил на изму ченную землю, засыпанную бомбами гнилой картошки, жестяными наконечниками стрел, угрожающими записками и самолетиками... Более прямолинейными были отношения матерей. Они жалели друг друга, зная тяжелые характеры мужей. И время от времени бегали друг к дружке — плакались. Обменивались подарками, брали друг у друга спички, соль, нитки, мыло... Мать у Клавы в гостях даже сало свиное ела — в знак уважения. Но, конечно, не обходилось без завис ти... Купит жена Синельникова себе новое платье — мать Альберта загрустит, поет негромко вечерам, все горшки с цветами на подоконни ках поливает. Отец уже видит — надо купить и ей, да не хватает де не г— сын растет, дочурки, нет пальтишек, нет обуви... да и попивать стал отец. Он платил за водку всегда сам, а Михаил Васильевич, ска зать правду, легок был на намине, когда звякали рюмочки у других. Нет, не был он скрягой, скорее — разбитная, щедрая душа, но Клава со скандалам каждый раз отнимала у него деньги, и вечно Синельников, добавляя в общий котел, отклеивал от черной горячей ладони медную копейку... Высокий, румяный Синельников в курчавой шевелюре волос — лопатой,— как у цыгана, и Хасан Ибрагимов, ему по плечо, раньше вра.мени оплешивевший, курносый, толстогубый, они везде сидели ря дам — и на собрании, и на свадьбах, и на свежеошкуреннам бревне на улице в редкую минуту досуга. На людях не ссорились, подчеркнуто держались вместе. Этот угрозой подчинял народ, тот мудреной поба сенкой, этот матерной частушкой, тот доверительным тоном, а иной раз и наоборот — учились друг у друга. Исхитрялись, как могли, толь ко бы людям веру дать, только бы людям выжить в эти бедственные годы, когда сдавали государству все — до последнего куриного яичка... Ибрагимов уговорил своего родственника Ислам-бабая организовать ры боловецкую артель. Ислам-бабай, герой двух войн, с наивныім розовым личиком, как печеное яблоко, тихо жил в Бикташеве. Иногда, затоско вав, ходил на лодочке-душегубке по И ку вверх — до самых иркеняш- ских озер. Сильный был— мог лодочку нести на плече километров десять. Ибрагимов правдами-неправдами достал ему новый невод, не- 56
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2