Сибирские огни, 1985, № 9
стуку трактора... Потом заглянул в кузов — все ли там на месте, чисто. Иней на болтах не растаял. Село осталось в стороне. Чужая счастливая жизнь осталась в сто роне... А одналады теплой летней ночью Альберт ехал с отцом на свадьбу Руслана в Мензелинск. Да, Руслан Губайдуллин перед самой армией женился. И женился он на русской девушке Вере из маслопроіма. Свадь ба должна была состояться у ее родителей. Замфира-апа и мать Альбер та еще день назад уехали с подарками туда — помогать стряпать. Отец был занят, и только поздним вечером заехал дамой за сыном. Губайдуллин-старший сидел мрачный на заднем сиденье «ГАЗа-69». Выехали из кукурузного поля — заблестели при луне белые берез ки. Загорались пруды и озера то зеленым светом, то желтым. Чтобы как-то успокоить, порадовать дядю Мулланура, заговорили о силе Руслана. Он действительно за последние годы вырос, ка к богатырь из сказки,— запросто поднимал старинные сундуки, кованные железом и імедью, колол тяжелым колуном сучкастые чурбаны, расшатал и вы нул из земли столб с репродукторам — надоело ему радио, слишком визгливую музыку передавали из радиорубки. Это случилось, когда он привез Веру показать своим родителям и дружкам . Вера была ры женькая, маслянолицая, тихо, преданно амотрела на жениха, у кото рого на спине, казалось, не мускулы, а седла, такой он был мощный... — Мы сильные татары,— говорил Ибрагимов, глядя в светлую лас ковую июньскую ночь.^— В нас кровь кочевников. Мы еще памним зов природы. Мы лошади, мы львы, орлы! — Он раньше никогда так тор жественно не рассуждал. Может быть, предвкушение праздника развя зало ему язык или желание, чтобы Губайдуллин простил сы на .— Мы гянем безропотно, летаем гордо... В эту минуту заглох мотор, и отец рассмеялся. — Чугынган!.. — чертыхнулся шофер, вылезая из «газика», и при нялся ковыряться в моторе, подсвечивая себе фонариком. — Только хотел подумать, что же мы делаем, ка к львы... и на те бе! — Ибрагимовы тоже вылезли. Губайдуллин притворился спящим. Вокруг стояла белая, как парное молоко, тихая ночь. Рожь возле дороги замерла, точно нарисованная гребенкой на зеленой масляной краске, только вдали ойкала птица, как девушка, которая боится ще котки, и заливалась смехом... А іможет быть, это была не птица, а де вушка. Еще дальше густо лиловел лес, и от него шло тепло и ощущение какой-то сокровенной тайны. А звезды, блеклые при сильной луне, нависали над людьми, мерцая, как дырки мешка из рогожи, наполнен ного волшебными лампочками и радиодеталяіми... казалось, таім, над головой, в этом мешке, что-то гудит, шепчет, тикает... — Вот смотрю вокруг иной раз... — сказал о т е ц ,- И ребенком чувствую себя, словно всю силу отняли или ее не было. И плакать хочется. Наверное, в такой час мы все равны — и сейчас живущие, и те, кто ушел... это как бы один час для всех нас, ка к бы мы, живые и мертвые, перед загадкой природы, перед нашей вечной матерью, в чѳм мать родила, стоим... В такую ночь наганы не стреляют, машины не заводятся... — А вот и завелась! — крикнул шофер, вытирая руки травой у обочины. — Значит, этот час кончился,— с легкой грустью заключил отец. И поехали дальше. И ночь продолжалась, и снова глох мотор, словно от этой ночпой красоты бензин забывал, что он полон огня, и становился смиренным, как ночная вода... и снова отец веселился, и опять по лицу его прохо дила тень, когда он смотрел в небо и в поля... Может быть, правда, он чувствовал тех, кто давно ушел — своих предков-крестьян? «А я?..» Альберт тогда ничего такого не ощущал, кроме радости ночной поездки— запах бензина сладко кружил ему голову, зудели ноги от затянувшегося сидения в машине... Но вот сейчас, посреди заметенного 50
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2