Сибирские огни, 1985, № 9

Й ни одна пара пОсле ее вмеяйателБСтва не развелась впоследствии. Почему?.. Да потому, что Гайдамачиха любовь молодым внушала, и люди ей верили. Теперешние же молодые ни в какие чудеса не верят. Попрыгают друг с дружкой разок на танцульках и прытью — в загс. Зарегистрируются, а любви-то между ними тю-тю.. По этой вот стати­ стике и получается, что количество разводов на душу населения с каж ­ дым годом возрастает. Проблемный вопрос,— глянув на Бирюкова, с подчеркнутой серьезностью сказал Толик. — Очень проблемный,— в тон ему подтвердил Бирюков и спросил Арсентия Ефимовича:— Значит, напрасно Гайдамакову колдуньей считали? Старуха была такая же колдунья, как Кумбрык — марсианин,— усмехнулся Арсентий Ефимович.— Вот страшные сказки Гайдамачиха умела рассказывать. Мы ведь ровесники с ее Викентием были. Пацана­ ми, бывало, соберемся зимним вечером в избушке Гайдмаковых, раско­ чегарим дровами докрасна печку-чугунку, сядем возле нее на пол и ждем. Гайдамачиха убавит фитиль в керосинке, чтобы чуть-чуть лампа светилась, и начинает... Каких только страстей она не знала! И про Змея Горыныча, и про домовых, и про леших. — Сибирская деревня с давних пор сказками да легендами пол­ нилась,— со вздохам сказала Анна Трифоновна.— В глухомани жили. Зимой — вечера долгие. Надо было чем-то их заполнять, ^о т и приду­ мывали. Это теперь и книжек разных полно, и кино, хоть каждый день по телевизору смотри. А до войны ничего не было. Ночью выйдешь за дверь — тамь кромешная, едва керосинки в окнах светятся... — Зато ка к привольно жить перед войной начинали! — вновь пе­ рехватил инициативу Арсентий Ефимович.— Бывало, лишь травка зазе­ ленеет весной — такие игрища начинались, аж сердце пело. Даже му­ жики в годах напропалую резались с молодожью и в лапту, и в чижика, и на спор боролись. Часто задаю себе вопрос: если б не проклятая война, насколько бы лучше мы теперь жили?! — Это у тебя тоска по невозвратно ушедшему прошлому,— сказал Тол^к. \ — Ты бы, сын, хоть одним глазкам взглянул на ту, по-настоящему счастливую, жизнь, тоже бы затосковал. Ныне-то даже трава на улице перестала расти — всю земельку тракторами перемесили. — Много ли теперь без тракторов сделаешь? Размах не тот, как раньше. — Размахиваться мы уімеем! — с пафосом воскликнул Арсентий Ефимович и сразу сник: — Однако вместо удара нередко шлепок полу­ чается. Вон в Ярском колхозе в прошлую весну двести гектаров сверх плана засеяли пшеницы. А сколько из них убрали? Сто пятьдесят — ушло под снег. Толик усмехнулся: — Будто раньше в Сибири зерно под снег не оставалось... — А, считай, нет! Серпами бабы клочки дожинали, в собственных баньках колхозные снопы досушивали, но... оставить хлеб в поле — величайшей бедой считалось. Довоенный крестьянин всю зиму спокойно спать не мог, если хоть малая толика зерна под снегам зазимовала. — Теперь, по-твоему, за судьбу урожая никто не переживает? — Теперь приноровились собственные промашки списывать на природные условия, дескать, суровые они у нас. А раньше что, Крым в Сибири был?.. Анна Трифоновна вздохнула: — Однако заговорились мы, отец. Не пора ли чайку попить? За чаепитием Таня опять повернула разговор к Тиуновой. — Антон Игнатьевич, вы давно — в уголовном розыске. Встреча­ лось в вашей работе хоть одно такое преступление, как с Тамарой? — спросила она. — Стандартных преступлений, Танечка, не бывает,— ответил Бирю