Сибирские огни, 1985, № 9

же время русское, то есть «светское куль­ турное влияние ограничивается одной внеш­ ностью». Образованных казахов становится в крае больше, но чаще всего они остаются в Европейской России, у казахов нет ум­ ственного центра; администрация занимает­ ся просветительской миссией, но опять-та- ки формально, и «лучше освободить ее от этой задачи». Необходимо, считает Потанин, по сибирскому образцу создать на казах­ ской земле общество попечения о народном образовании, и тут же рассказывает об од­ ном образованном султане, который собирал у себя земляков и передавал своими слова­ ми содержание произведений русских клас­ сиков, излагал статьи Белинского и Добро­ любова. Молодые же люди султанского сословия, особенно после «завоевания Туркестана»,— так и сказано в очерке,— уезжают учиться на мулл в «святую» Бухару, а «бухарские богословы известны своим фанатизмом, их ученики распространяют в киргизском наро­ де ханжество, отвращение к европейской науке». Потанин суров в оценках и непре­ клонен в требованиях; «...Русское умствен­ ное движение мало трогает сердце киргиза. Торжествующим средством в борьбе с му­ сульманским клерикализмом может быть только свое киргизское направление; чтобы оно появилось, нужно возбудить в верхних слоях киргизского народа интерес к своей народности, интерес к изучению ...своей истории, своих обычаев, своих устных па­ мятников старины». Пока этот интерес воз­ буждает узкий круг ученых и — «вовсе не в целях пробуждения самосознания киргиз­ ского народа». Так доказывается, что рус­ ская администрация не справилась ни с раз­ делом казахской земли, ни с народным про­ свещением, ни с укреплением русского влия­ ния, светского, прогрессивного в сравнении с бухарским, религиозно-фанатическим. Пе­ редовой журнал «Русское богатство» не случайно опубликовал потанинский очерк, он буквально насыщен актуальными пробле­ мами, связанными с судьбами народов, на­ селяющих Россию. М. К. Азадовский, размышляя об особен­ ностях работ русских ученых-путешествен- ников типа Н. М. Пржевальского или Б. К. Арсеньева, справедливо писал; «Мировая этнография дала нам ряд типов ученых- этнографов: этнографы-миссионеры, этно­ графы — жестокие и властные колонизато­ ры, этнографы — бесстрастные наблюдате­ ли, для которых изучаемое племя — только музейный объект, и, наконец, этнографы — гуманисты, никогда не забывавшие, что в своих исследованиях они имеют дело преж­ де всего с человеком, и для которых их эт­ нографическая работа была тесно и органич­ но связана с широкими общественными за­ дачами и служила демократическим идеям. Это — представители русской науки и рус­ ской традиции; таковы Потанин, Ядрин­ цев, Штернберг и многие другие». К этому вряд ли есть необходимость что-то доба­ влять. быть бы ему колчаковским министром!' Уве­ ряя, что «к 1917 году в жизни Потанина научные интересы были уже далеко в прош­ лом». историки не считаются с тем, что нау­ ки он никогда не оставлял, что разрывать науку и политику в деятельности такого че­ ловека неправомерно. При той постоянной сосредоточенности Потанина на интересах Сибири, в основном крестьянской, при его давней убежден­ ности в том, что «крестьянский социализм» все-таки возможен, и при той, наконец, еще малой в Сибири прослойке рабочего класса с его революционными устремле­ ниями, Потанин не смог объективно взгля­ нуть на реальную в Сибири обстановку и разглядеть зреющие и нарастающие в ней пролетарские силы. Видимо, во всем этом и следует искать источник противоречий мировоззрения и деятельности Потанина в последние годы жизни, источник его колебаний, ошибок и тяжелейших заблуж­ дений, что, однако, не дает нам права рассматривать его в качестве оголтелого реакционера колчаковского направления. Как активный деятель науки, просвещения и литературы, Потанин до конца жизнен­ ного пути оставался на посту служения людям. Родине и выступал в подавляющем числе своих работ только во благо наро.д- ных масс России. В 1902—1920 годах Потанин живет в Томске и ведет огромную культурную и на­ учную работу. Не говоря уже о том, что он инициатор и организатор разных необходи­ мых в Сибири обществ, объединений, кружков и школ (как, допустим. Высшие женские курсы), он сразу же по приезде в Томск создает воскресное «приложение» к газете «Сибирская жизнь» и в течение нескольких лет принимает участие в его становлении и редактировании, сам часто выступает здесь. Он вдохновитель и ре­ дактор таких нужных для развития нацио­ нальной фольклористики книг, как «Бала- ганский сборник» М. Н. Хангалова (1903). «Аносский сборник» Н. Я. Никифорова (1915), и снова он выступает с многочис­ ленными публикациями по фольклору, сре­ ди которых крупнейшие — «Сказка с две- надцатью персонажами» (1912), «Ерке. Культ сына Неба в Северной Азии» (1916) и другие. К этим последним работам Потанина необходимо присоединить его значительное исследование под названием «Восточные мотивы в средневековом европейском эпо­ се» (1899). В чем его пафос? «Господствующая идея книги,— говорит в предисловии Потанин,— идея об единстве средневекового, западного и восточноор­ дынского эпоса распространяется и на эпос западной Европы...» И далее идет реши­ тельное обобщение: «Пренебрежение ученых к степным народам задерживает развитие науки». И печально, что этот уникальный труд забыт именно сегодня, когда современная Некоторые ученые-историки, занимаясь пе­ риодом жизни Потанина в годы революции и гражданской войны, стремятся покрыть его только черными красками — и русским- то он себя не считал, и народ свой ненави­ дел, и если б не старость, не болезни, то ь и . М. Разгон. М. Е. Плотникова. «Г. Н. Пота­ нин в годы социалистической революции и граж­ данской войны в Сибири».— «Вопросы истории Си­ бири». Томск. 1965. с. 152. На с. 151 сказано: «К 1919 году престарелый лидер сибирского обла­ стничества Потанин болел все чаще и чаще. и. может быть, только поэтому не занимал никаких официальных постов при колчаковском правитель­ стве».