Сибирские огни, 1985, № 9

ревороте, который пережил Потанин «в один вечер» при встрече с петрашевцем С. Ф. Дуровым. И напоминать о них в таком ракурсе («все наоборт») со ссылкой на Гейне, Гоголя и Салтыкова-Щедрина — дело по тем временам не безобидное. В очерке «О рабочем классе в ближней тайге», рассказав, как трудно только на волокушах добираться по тайге до золотых промыслов (эти страницы совпадают с ро­ манным текстом), Потанин пишет: «Это пустынное положение золотых промыслов, отброшенных за черту всякой обществен­ ной жизни, было причиною того, что рабо­ чий класс в тайге стал в полную зависи­ мость от золотопромышленников»,— и пе­ речисляет факты злоупотреблений вплоть до телесного наказания и заточения в тюрьму, которая «может обратиться в такой мо- гильный склеп, где, просидевши неделю, моокно заживо зарасти мохом...» В романе о таких наказаниях сказано определенней и ьзлей, потому, видимо, что все пропущено через восприятие героя-очевидца, не огра­ ниченного какими-либо цензурными запре­ тами: «— Яма такая у них есть, два венца только сверху — окошка нет. Мертвые тела туда кладут... Кто провинится — туда же сажают. Неделю-то как подержат в этой яме, самый здоровый мужик выйдет оттуда, шатается, как тень. На свет-то не может взглянуть сразу отвыкает. Эка, господи, какая власть над людьми дадена!» Трагические эпизоды жизни рабочих на приисках в романе даны точнее и эмоци­ ональней, произвьодят буквально угнетаю­ щее впечатление. Тут не обычная эксплуата­ ция, а рабство в тесном переплетении с иэв^верством: сажать в яму да еще вместе с*иертвыми! В очерке 1861 года Потанин настаивает на необходимости коренным образом изме­ нить положение рабочего на приисках. Для этой цели предлагаются такие меры; «Нужно освободить рабочего от повседнев­ ной зависимости, дать ему возможность сжлому одеваться и покупать себе хлеб... і| ДІавно бы следовало золотопромышленни­ кам, хотя бы по чувству человеколюбия, значительно уменьшить величину рабочего дня; тогда бы не было болезненного утом­ ления и неизбежно соединенного с ним от­ вращения к труду...» Наконец, допустить «свободный переход от одного хозяина к другому» во всякое время года. Главные причины сложившегося состояния рабочих на; приисках Потанин тут же называл; «зло монополии золотопромышленников» и «от­ сутствие общинного духа между рабочими». Ню ни та, ни другая из причин не остановила его п е р е д тем, чтобы не высказать пылко за­ манчивого предположения: «Если бы рабочие быть организованы в общества с правом выбора старшины и на последних возложен полицейский надзор, то этого было бы совер­ шенно достаточно для спокойствия в тай­ ге а золотопромышленники не только не были бы в убытке, но еще и выиграли бы» (в очеркд описывалась забастовка рабочих). ^ И предложения, как улучшить и облег­ чить труд и быт приискового рабочего, и его предположения продиктованы и чувства­ ми гуманности, и социальными иллюзиями, которые свойственны были в то время не одному Потанину. Многие передовые люди 60-х годов были приверженцами утопиче­ ского социализма и для пропаганды его использовали любые возможности. В романе 1872 года Потанин либо еще не дошел до изложения взглядов Ваныкина по этим вопросам, либо хотел их приспособить к изменившимся за последние десять-две- надцать лет условиям. Во всяком случае, он не забегает вперед: «если бы рабочие были организованны. .» — а рисует чрезвычайно пестрый, далеко не сформировавшийся «ра­ бочий класс ближней тайги». Снова вся картина пропущена через восприятие лири­ ческого героя романа Ваныкина: «Он познакомился с таежным человече­ ством. Боже мой! Тут были люди всех со­ словий, всех наций и из самых разных кон­ цов России, точно на ярмарке. Пестрота биографий была поразительная. Тут был какой-то князь, убивший дворового челове­ ка, были петербургские карманщики... были тут ярославцы, про которых говорят, что они родятся в Ярославле, учатся в Москве, женятся в Петербурге, а умирают в Сиби­ ри; было несколько аристократических по­ варов, башмачник из лучших петербургских магазинов; тут были евреи, киргизы, много поляков. Работа была каторжная». В незавершенном тексте романа есть и другие столь же многозначительные картин­ ки, но ясности в образе Ваныкина все-таки не обнаруживается. И решительные изме­ нения как в сюжете, так и в мировоззрении Ваныкина, сделанные Ядринцевым, Потанин направляет по-своему: «...Не советую так кончать, чтоб напоминало эпизод о Ель­ цинской фабрике из романа Омулевского «Шаг за шагом». Затем уточняет: «Наконец, уж если Вам захочется вставить эпизоды об отказе рабочих продолжать работу, то поберегитесь, чтоб из Ваныкина не вышел Светлов. Не знаю, удержите ли Вы за Ва- ныкиным те характерные черты, которые я хотел в нем видеть». Ядринцев отвечает: «Вы пишете, чтоб не кончать так роман, как Омулевский — на Ельцинской фабрике. Я «Светлова» конца не читал. Что это значит? Ваныкин не при­ нимает участия в отказе рабочих (выходить на работу), он свидетель только?» Эта сви­ детельская роль Ваныкина не устраивает Ядринцева, и Потанин спешит разъяснить; «Картина возвращения рабочих в Томск ведь была и в действительном романе, с которого мы пишем фотографию. Я уже был в Томске, Гильзен оставался иа прии­ ске, и я слышал, в городе говорили, что через Томь плавится народ с гильзенского прииска, ругает и проклинает и прииск, и Гнльзена». В очерке «О рабочем классе...» эпизод об отказе от работы приискового народа дра­ матичен и достигает высокого накала: «На­ род двинулся к дому, громко требуя выдачи управляющего и грозя раскатать по бревну дом золотопромышленника». Забастовка завершилась по очерку ничем. У Гильзена денег для расчета рабочих все-таки не было, народ, на все «махнув рукой», вынужден был уйти с прииска и, по-иидимому, не по­ одиночке, а сообща (открыто плыл по То­ ми), поскольку одиночек беспощадно вылав­ ливала специальная стража из казаков и жестоко наказывала. Ядринцев, несомнен­ но, помнил очерк Потанина 1861 года и, учитывая его тенденцию — одобрение за