Сибирские огни, 1985, № 9

себе добывает сам, а морозы переживает практически любые. Отдавать олень тепло в атмосферу начинает только при темпера­ туре ниже минус шестидесяти одного гра­ дуса. Уникальный, с полым внутри, трубча­ тым ворсом мех, Что сравнится с ним? Снег под оленем, лежащим в снегу, даже не под­ таивает. Олень дает человеку практически все для такой вот уверенной безбоязненной жизни в тундре. И материал для постройки жилищ, и теплую одежду, и пищу, и бытовую ат­ рибутику, начиная с рукояток ножей и кон­ чая нитками и пуговицами. Он же — сред­ ство передвижения и средство излечения болезней, и даже материал для изготовления произведений искусства. Ничего не требу­ ется больше человеку, если есть олени. Но без оленя человек в тундре гибнет. Не мо­ жет он существовать в тундре один. Как, собственно, и олень без человека. Домашние олени, оказавшись в одиночестве, без хозяина, например, когда их уводит ди­ кий, пусть даже целым стадом, все равно гибнут. Хотя домашний олень и является дальним родственником дикого, но он дав­ но уже превратился в живущее исключитель­ но около человека животное. Оба они, и че­ ловек, и домашний олень, создают в тун­ дре неразрывную экологическую общность. ...А в балке все так же лежат. Проверил Сергей оленей, пришел с мороза и тоже ле­ жит. На улице ясно, долгие сумерки, мертво все, тихо, и стужа... И третий день, который я здесь прожил, точно такой же, как два первых. Несколько раз пили чай, суп ели. Две рыбы килограм­ ма по полтора съели, строганины и еще мя­ са поставили вариться килограмма два. По­ едят и затихнут. Умение сидеть, полулежать по полчаса, ничего не делая, в покое — неповторимо. Пришел с холода, разделся и лежи. Поел, попил чаю и опять лежи. Иногда, раз в пол­ часа, кто-нибудь скажет слово, другой ему ответит, и опять молчат. Любимый вопрос нашему «цивилизован­ ному» брату: «Сколько время?» — встрепе­ нутся, есть что спросить, приятное русскому сделать. Ответишь: «Три часа»,— и они удов­ летворенно опять улягутся, довольные, что доставили тебе удовольствие. Им-то, соб­ ственно, все равно. Время — не их сфера... Или вдруг скажут: «Вон «аннушка» ле- тит»,^— услышав шум в небе. И действитель­ но, далеко в стороне, в темноте, пройдет рейсовый самолет. Помолчат. — А это большой самолет...— о том, что где-то высоко и чуть слышно. Обращают внимание на любой звук (я сначала не придавал этому значения). И опять сидят в балке, а в тундре стоит мерт­ вая одинокая тишина. 14. ГОСТЬ И так изо дня в день. Дни, как капли воды. Приехал гость. Заиндевелый, замерз, про­ делал на упряжке путь в несколько километ­ ров из соседней бригады, по пути в'совхоз. И вот опять сидят, пьют чай. Мать накор­ мила гостя, принесла с улицы, из кладовки, согреться в балок шкуры на ночь. Я спросил гостя, не поедет ли он сегодня дальше в поселок. «Нет, не поеду, наверно. Сегодня здесь буду...» — И сидит, вернее, лежит. Все вместе холод переживают. Жизнь идет, он никуда не торопится. Какая разница, где сидеть. И весь следующий день еще у них пробыл.. Какая удивительная, неправдоподобная картина для нас, вечно спешащих, не прав­ да ли? Какая фантастическая трата време­ ни! Ничего не создано для вечности, для истории, да что там — для улучшения соб­ ственной жизни. И такое безмерное спокой­ ствие. . А может быть, это спокойствие, безбояз­ ненное отношение к ограниченности соб­ ственной жизни (ведь именно тревога об ограниченности жизни и порождает наши то безграничные, то суетливые целиі), равноду­ шие к деньгам, непритязательность, друже­ любие, готовность делать простые добрые дела — может быть, это и есть главная цель жизни, более важная, чем вся наша ра­ циональная трата времени? И, может быть, этот образ жизни, спокой- ьЬый, гармоничный, лишенный честолюбия и одержимости приобретательства, имеет та­ кое же право на существование, как наш теперешний, «цивилизованный», «развитой»? А, может быть, он как раз имеет большее право на существование. Ведь часто то, чем мы похваляемся и гордимся, что превозно­ сим как непреходящую ценность развитых наций, что несем другим и к чему приучаем самих себя, называя все это западной культурой и цивилизацией (себя порой без­ думно И безоговорочно тоже причисляя к людям Запада, в то время как мы наполо­ вину азиаты), является на самом деле всего лишь потребительским взглядом на жизнь и духом нажіівы. То есть той культурой З а­ пада, центр которой сейчас все больше сме­ щается в Соединенные Штаты, которые, в отличие от европеь'ьскых наций, ни собствен­ ной историей, ни укладом жизни, ни ориги­ нальным национальным лицом никогда не обладали, а культура их, как выражение сути нации, всегда строилась на таких китах, как предприимчивость, прагматизм н обо­ гащение, друпьми словами, на самых гру­ бых, элементарных, вульгарных сторонах промысла (то есть того, ради чего люди в свое время в Новый Свет н ехали) и кото­ рые довели развитие этих сторон до такой степени интенсивности, что поставили тюд сомнение саму правомерность существова­ ния этого близкого, уже привычного нам всем и распространенного яв.чения жизни, как промысел. И, кстати, именно против этого все чаще сейчас выступают страны третьего мира, отвергая в культуре Запада культ наживы, торгашества и беззастенчивое, оголтелое потребительство, протестуя про­ тив того, что по какой-то наивности позво­ ляют с собой делать сейчас многие развитые европейские страны, культуры которых ас­ симилируются, теряют свое лицо, с явным уклоном в какую-то всеобщую культуру потребления. Вот слова представителя США в ЮНЕ­ СКО Джин Джирдро, свято верующей, есте­ ственно, в единственно правильный на земле американский образ жизни и выражающей недовольство ее правительства и политикой