Сибирские огни, 1985, № 9
т. л., то первая фанза, которую я увидел в маньчжурской деревне, поразила своей бед ностью, отсутствием какого бы то ни было домашнего скарба: пустой земляной пол, ни- чем кроме тонкой истертой циновки не при крытая, общая для всей семьи лежанка — кан, голые глинобитные стены, деревянная, в мелкую решетку, рама окна, не застеклен ная, а оклеенная порыжевшей от времени, продавленной в нескольких местах, бумагой! Единствеиной ценностью в фанзе был, едва различимый в углу, под потолком, на треу гольной полочке, латунный, массового произ водства Будда, с огарком тонюсенькой аро матической свечи перед ним... Старик, встретивший меня без удивления и даже равнодушно, долго и вежливо кла нялся. Я тоже кланялся ему и жестами вы ражал свое удивление полным безлюдием де ревни, да и всей округи: кроме еще несколь ких таких же глубоких стариков, ни на улицах, ни во дворах не было видно никого. Хозяин фанзы, видимо, по нял меня. Жестами же он объяснил мне, указывая неопределенно широким —на пол горизонта — движением руки: все ушли в го ры... Потом я узнал, что в этих краях, где не переставая шли большие и малые войны од ного самостийного китайского генерала с другим самостийным китайским генералом, где грабили и свои и чужие, где не было по коя от кочующих шаек хунхузов, крестьяне, наученные горьким опытом, выработали против них свои меры. Едва эти вооружен ные нахлебники приближались к селу, как дозорный с вышки криком оповещал об этом всех жителей села, после чего молодые рек рутского возраста мужчины, забрав все, что можно, уходили сами и уводили с собою в горы своих женщин н свой скот... Вначале и перед нами оказывалась подоб ная пустыня. Но чем дальше в глубь страны продвигались наши части, чем осведомлен нее становилось население относительно пра вил поведения невиданной до сих пор и не похожей ни на какие другие нашей армии, тем люднее становилось в селах и на доро гах, тем сердечнее и теплее встречали нас на пути следования дивизии. Это удивление на шей дисциплинированностью, вежливостью и бескорыстием все нарастало и преврати лось буквально в триумфальное шествие. И пусть на нашем пути воздвигались Не каменные арки, а из материала по проще, на скорую руку — два тонких сосно вых или бамбуковых шеста да красное по лотнище над ними с китайскими иерогли фами, а то и русским письмом, зачастую, с «ятью», тем дороже были эти русские слова, не всегда согласные с грамматикой, порой наивные, но какие же трогательные! Такие, например: «Да здравствует симпатичная со ветская армия!». ■ Сначала мы шли своим ходом, потом на- ■ ша гвардейская, Витебско-Хинганская, ра стянувшись на двадцать пять железнодо рожных эшелонов, двинулась по старой КВЖД. С грузовых платформ, с лафетов орудий, поставленных на колодки, из товар ных теплушек смотрели мы на расстилавшу юся перед нами зеленую равнину, на возде ланные с великим терпением, ухоженные це лыми поколеньями землепашцев, поля. По обе стороны пути — до горизонта — склоня- •ти свои тяжелые от зерен кисти чумиза и гаолян, а в густых, в два человеческих ро ста высотою зарослях кукурузы можно было заблудиться как в лесу. Тем поразительнее казалась бедность маньчжурских крестьян-издольщиков, ничего не имевших в своем доме, кроме шта.мпован- ного Будды. Налоги, отчисления хозяину арендной земли и прочие поборы так обре меняли хозяйство, что семья не могла про кормиться крестьянским трудом, и старшие сыновья и дочери уходили в город. Но и там их ожидала поденщина, девушек — ра бота на прядильной фабрике, труд судомой ки, а то и циновка в дешевом доме терпимо сти; парней — труд грузчика, землекопа, рикши... Помню, в Чаньчуне я впервые увидел че- ловека-рикшу. Сойдя с эшелона в Чаньчуне, тщательнее, чем обычно, выбритые и затянутые в ремни, мы — группа офицеров —пересекли вести бюль вокзала н вышли на привокзальную площадь. Едва мы ступили на ее асфальт, как шеренга рикш, застывшая в ожидании пассажиров, дрогнула и напряглась, как пе ред стартом... Один из них, выдавшийся впе ред на длину оглобель, худой, с лихорадоч ным блеском в глазах, навсегда и резче дру гих отпечатался в памяти: легкая от ветхо сти, подвернутая до колен ткань штанов ого ляла невероятной худобы ноги; по лодыж кам этих ног, где кость, казалось, просвечи вала сквозь тонкую кожу, было видно, как устроены господом богом шарниры челове ческого тела; суставчатые, такой же худобы пальцы рук мертвой хваткой с.мыкались на оглоблях легкой коляски, чуть пониже сиг нального рожка, прикрепленного к правой оглобле. Страшной показалась мне эта го товность везти вас под палящим солнцем до последнего выдоха. Жутью и безысходно стью веяло от этой нечеловеческой профес сии... Мы прошли мимо н долго шли молча. Ви димо, и других ошеломил стыд за то, что на твоих глазах так унижены эти, заклейменные проклятьем, бедняки, в мире голодных и рабов. Но где бы мы ни проходили по Чаньчуню, куда бы ни сворачивали — всюду по улицам бежали рикши н до слуха нашего доноси лись сигналы рожка... Труйил. трубил, трубил рожок. Двоились уличные дали. Дымясь, асфальт подошвы жег, Мелькали стертые саидальи. Холодным потом рикша мок, Ы целый день — в тоске ли. в злобе ль — Бежал... Ы убежать не мог Ыз полированных оглобель. Осенью 19-15 года из воинского эшелона, проходившего на малой скорости через мост над рекой Амноккан, я увидел левый берег реки.. Это была Корея. Па вершине скали стого мыса, по пояс в утреннем тумане стоя ла с разметанной хвоей іі резко, будто в не давней борьбе изогнутыми, заломленными ветвями корейская сосна. Она как бы олице творяла стойкость и цепкость, стремление расти по-своему н выжить самой Корен, мно гие десятилетия лишенной пришельцами-зах-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2