Сибирские огни, 1985, № 9

— Фотографию одну, свою,— почему-то он не сказал ей правду. Поискал среди желтых, старых фотоснимков, с виньетками по кра ­ ям, с отломанными уголками и, наконец, нашел. Эта фотокарточка была толстой, как будто ее наклеили на картон. Кажется, отец говорил, что именно так и сделал, чтобы фотография не ломалась. На Альберта смот­ рело юное, хуДенькое лицо с радостными глазами. Девчонка, моложе се­ годняшнего Альберта лет на десять. Он проскользнул мнімо гостей, вынес фотокарточку на крыльцо. Кочергин протянул руку, взял у него ее и чиркнул зажигалкой. — Вы...— Альберт вцепился в снимок.— Вы что?! — Не бойся,— тихо сказал Кочергин.— Смотри. Я буду светить, а ты смотри. Он зажег газовую зажигалку и поднял фотоснимок так, что он ока­ зался между Альбертом и пламенем, и Альберт увидел, что на фоне лица его матери проступают какие-то буквы. Он начал смутно о чем-то дога- лываться. Он всмотрелся и прочел: — Доблест... доблестному солдату Красной Армии... Ефиму Льво...— дальше было то ли смыто, то ли слабо написано. И подпись — Галя. Или Таня. — Вам?..— дошло, наконец, до Альберта. — Да. — А... а почему Таня?! Кочергин засмеялся. Он обнял Альберта за плечи. Когда он был ра­ нен, и все думали, что смертельно, молодой, неженатый помирает, Ибра­ гимов пожалел дружка. Он никому не показывал фотографии своей ж е ­ ны, из суеверия, наверно. Он достал этот снимок, медсестра написала на обратной стороне «доблестному солдату» и т. д., заклеили в конверт, над­ писали и конверт — сунули в руку Кочергину. Они помнили — нет у него никого. Но иногда солдаты на передовой получали от незнакомых деву­ шек письма. «Откуда она знает меня?..» — только и пролепетал истекаю- ший кровью человек. Но поверил. — Она такая красивая... куда тебе актриски! Вот и получилось — Хасан меня обманул, а я смерть. Очень уж хотелось увидеть... Хасан мне потом признался. Я не обиделся, он, можно сказать, жены своей не по­ жалел.— Кочергин отдал снимок Альберту.— Потом, когда-нибудь... ма­ тери расскажешь. Сейчас не надо. Ни в коем случае. Нехорошо. Да и те­ бе я зря!..— Кочергин уже помрачнел.— Не верю я Мишке! Тут какая-то плешь! Может, повздорили? Выпили и... Не мог Хасан застрелиться, в бе­ де оставить людей! Не мог! Когда мы в окружение попали, наш генерал... Сейчас я его понимаю. А Хасан сказал: я его не уважаю больше. В сени выглянула, страдая и любопытствуя, мать. — Что вы там смотрите? Альберт сунул фотокарточку в карман полушубка. — Потом. — Альберт!..— Она явно что-то почувствовала. Не стали бы мужчи­ ны разглядывать в эту ночь детские снимки Альберта.— Сын! — Потом! Я тебе сказал? — Он отличником был в школе. А вы...— Мать посмотрела вдруг пристально на Кочергина.— Откуда вы меня знаете?! Вошли и сразу... Страшная стала, наверное. Поэтому поняли? Умереть хочется, а жить надо. Майка вон — где-то бегает... Он вас так любил.— И она закрыла за собой дверь. Кочергин сел на ступени и закрыл лицо ладонями. — Эх, мечтал я... пойдем мы когда-нибудь, два старика, по лугам, деревням... придуриваясь, приматываясь к імолодкаім... веселясь и людей веселя. Может, я б актером стал, если б не война. А Хасан — музыкан­ том. Он свистел целые симфонии... Шли бы мы...— Кочергин поднял суч­ коватую палку, оставленную кем-то из стариков или старух у входа и, прихрамывая, прошелся по двору.— Нет, Мишка мне все по порядку рас­ скажет. И если виноват — не спрячется. Не солжет! Он вот сейчас поле- жит-полежит, подумает — и все расскажет.