Сибирские огни, 1985, № 8

Только,— спрятал он вдруг ноги под кровать,— заходи без этих своих полуботиночек... Такие и у меня есть... На терраске стоят, можешь проверить... НОЧЬ. ЗВЕЗЛЫ «Черт!.. А ведь я и правда, чуть не ударил Георгия Ивановича!..» Ночью Юрий вставал, курил, прислушивался испуганно — не разбудил ли мать? Нет. Мать спала крепко. Он закуривал новую сигарету. Знал — сегодня это ѳму не во вред. Он вдруг как проснулся, как включил не холостые, рабочие обороты. Каждый мускул ныл, ж аж д ал действий. Все лоции (за ислючением служебных) казались ему сейчас чуть смеш­ новатыми. Л о ц и и ! Это рядом-то с Володькой Банановым, рядом с Товием Давидовичем , рядом с Музичихой, с матерью заниматься т о л п о й ? ! Л ю д и . Это они ему интересны. Не толпа. Он выходил на крыльцо. В чердачном окне навеса густо гнезди­ лись звезды. Страшно, глухо гукал под стрехой дикий голубь. Мыішцы ныли, мышцы просили дел. «Огород! — подумал Юрий.— Пора браться за огород...» Он уже видел, как бросаются под лопату черные, как Музичиха, скворцы. Он уже видел, как лезут на свет, к солнцу, как магнитом при­ тянутые, крошечные зеленые ростки: игольчатые стрелочки лука, узор­ чатая изморозь морковки, кружевной, завитой горошек.... А імаки! Вот что всегда трогало его в Тайге — маки! Тугие, плотно свернутые бутоны, д аж е непонятно — что в них там, а раскроются — не найдешь среди них ни одного одинакового. Алые, белые, фиолетовые, с каемочками и без — маки ни на что на свете не похожи, их не с чем даж е сравнить. И если весной, среди страшных просевших и ноздреватых сугробов, среди серых ошметьев, каких-то тряпок, щепок, лезущих из-под снега, домишко ка зался Юрию стареньким и облезшим, нелепо оставленным посреди омертвевших за долгую зиму берез и черемух, то лето, в ма­ ках, домик враз воскресал — даж е крыша его изумрудно вспыхивала от проснувшихся под солнцем и дождями мхов. Д о м ! А он-то, Юрий, думал: мать, отец обязаны ему — Юрию. А он-то, Юрий, думал: не порви он в детстве то окаянное письмо, разлетелись бы по свету Зоболевы, не осталось бы у них ни крыши, ни огорода... Ошибся! Сейчас он был уверен — ошибся! Они, мать и отец, и не думали, наверное, о том письме, когда од­ нажды утром вышли из своего дома в свой огород; они, мать и отец, и не думали, наверное, о том письме, когда однажды утром услышали, почувствовали сладкий влажный запах земли, когда однажды утром увидели пробивающуюся под забором зеленую беспомощную травку. Они, мать и отец, могли, наверное, запросто умереть тогда. Просто лечь между грядок и умереть, потому что вся прошлая их жизнь, вовсе не сам ая счастливая и лучшая, вдруг отдалилась, ушла, а впереди смутно обрисовалась совсем другая, в которой угадывался, наконец, великий шанс — ж и т ь с ч а с т л и в о . Он, Юрий, догадывался теперь: как это — с ч а с т л и в о ? Он, Юрий, понял, наконец, почему для матери, почему для отца мир так долго оставался глухим, лишенным красок и света, несмотря на сезоны, оменяющие друг друга. Осень... Весна... Зиіма... Лето... Р азве дело в природе? Что вообще меняется в природе, если ничего не меняется в душе? Тайга — Новосибирск. 1984