Сибирские огни, 1985, № 8
вая: одного незаслуженно, а пихнет на самый верх, другого, тоже незаслуженно, вниз опустит... — Эх, Юраша! — загрустил Георгий Иванович.— А сколько полез ного хотелось мне сделать! — Времени не хватилр? — А-а-а!... — отмахнулся Георгий Иванович.— «Времени!..» Мне это время девать некуда! Это, помню, молодой был — вскочишь в шесть утра, ляжешь во втором ночи, а его, времени, все равно не хватает! Особенно, помню, Юраша, после войны... Очнулся утром — птички орут, солнце светит, а у меня руки-ноги целы и грудь не прострелена!.! И вот ведь,— озлобился, выругался Георгий Иванович,— вот ведь по надобилось судьбе-падле толкнуть меня под наши же родные сибир ские морозы! — он выставил перед собой ступню, несоразмерно ко роткую, в таком же несоразмерно ■коротком, явно обрезанном тапочке:— Видал? На такого мужика такие ноги! « К а к у п а ц а н а ...» — вспомнил Юрий. — Нет, Ю р аш а!— доверительно хмыкнул Георгий Иванович.— Нет, Юраша! Я вот тебе еще как-нибудь покажу свои записки. Я руки не опустил. Я эти записки давно веду. Честно веду. Правду истинную в них отображаю . Описываю, так сказать, нравы... Я ведь, Юраша, мужик н а блюдательный, я, Юраша, сразу секу — кто чего у кого тащит! У меня тут многие висят на крючке! Что ни сосед, то как в бухгалтерской книге... Погоди, погоди, еще многие ко мне прибегут! — пообещал он.— А то заладили: Ж оржик, Жоржик! А то заладили: ля-ля, ля-ля! — Георгий Иванович резко враз опьянел.— А я, если по-честному, не богодул! Я — человек, которого сломали морозы!.. Они,— неопределенно кивнул он в сторону улицы, имея в виду, конечно, соседей,— они хоть сейчас рады выгнать меня из Тайги... — Наклонился к Юрию, таинственно прикрыл рот ладонью :— Я и м м е ш а ю ! Только ведь знаешь,— хи хикнул,— какие-то флорентийцы тоже когда-то по глупости по своей выгнали из своего города одного мужика, а он, не будь дурак, сочинил «Божественную комедию»! Во номер! А?.. А флорентийцы? Что они сочинили? Десяток жалоб? Так это и мы можем!.. — Он подошел к раскрытому окну и мрачно плюнул в него.— Комедию мне, скажем , со чинять лень, вот пишу нравы... Эх, Юраша! — зрачки его расширились, он вздрогнул, к чаму-то в самом себе прислушиваясь.— Эх, Юраша, ты- то меня поймешь, я в тебя вложил душу! Юрий слушал и не слушал его. Перед ним в пыльной полупустой комнате, прихрамывая, поруги ваясь, сплевывая в открытое окно, прохаживался, поводил пьяно )-оло- вой вовсе не Георгий Иванович, каким он его помнил, перед каким сердце его когда-то заходилось от восторга; перед ним суетливо мо тался самый настоящий Ж о р ж и к , душа которого, как всякая другая жидкость, ничуть не противилась никакому изменению форм, и этот Ж о р ж и к хотел сейчас одного; чтобы он, Юраша, любимый его ученик, поддержал бы его, отверженного якобы всеми людьми чело века, поддержал бы его в каком-то смутном, еще самому ему неясном мнении относительно мира и своего собственного места в нем. А Юрий остро его ж алел , а Юрий полон был возмущения, и никак не мог отвести глаз от его крошечных, от его совсем не мужских ступней. « К а к у п а ц а н а...» — Георгий Иванович,— спросил он негромко.— Георгий Иванович, а как у вас с памятью? Вы помните, о чем мы с ваіми разговаривали по завчера на перроне? Спрашивая, он не спускал глаз с крошечных, совсем не мужских ступней Георгия Ивановича. — А зачем мне все помнить? — удивился Георгий Иванович.— Я что, Юраша, большая думающая машинка?.. У тебя, Юраша, \Своя память, у меня своя... А смысл наших жизней, Юраша,— Георгий И в а нович все еще держался выбранной им роли,— смысл наших жизней, Юраша, он зависит не от нашей памяти, а от наших возможностей.— Он 94
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2