Сибирские огни, 1985, № 8

ГИЙ ли Иванович виноват в том, что ты только сейчас начинаешь по­ нимать, ооознавать свое м^есто?..» Усмехнулся. «Не Георгий Иванович... Н о и о н т о ж е . . . А еще и мать, и Б а ­ канов. Д аж е гений Миша, даж е дядя Ефим...» Д ядя Ефим всегда сбивал Юрия с толку. С утра до вечера (если, конечно, не уходил на свой конный двор) Ефим Щукин торчал на своем огороде. Его затасканн ая , плоская, как блин, кепка медленно плавала над невысоким забором , то удаляясь от дома, то приближаясь к нему. А если не огород, так двор. Под навесам стоял у Ефима Щукина деревянный верстак; імебель для д о м а— своя. Пусть кургузая, тяж е ­ лая , но своя. И доски на обшивку — свои, и наличники, и ставни. Все свое! А если вдруг случалось, что нет особой нужды ни в возне с землей, ни в возне с дерев.ам , Ефим Щукин брал им же самим сработанную трещетку и устраивался где-нибудь у открытого парника, однообразным треском отпугивая от огорода суетящихся вокруг птиц. Гоже дело! А гений, а дворник Мишка? Пусть гений Мишка не знает, что такое парник, пусть гений Мишка ни разу не высаживал свой картофель, но ведь за строчками его тоже стояло что-то такое (и Юрий это чувствовал, потому и тревожился), что было не только бегством от ответственности, но, наверное, и поиском... Думал так, а нервное напряжение все равно не отпускало. Снова, теперь громче, цостучал в окно. И услышал: — Юраша! И услышал: — Гы?.. Пришел навестить старого любимого учителя?.. Дверь открылась. На пороге стоял Георгий Иванович. Лицо Георгия Ивановича почернело, опухло, по опухлостям бегала нелепая дергающ аяся улыбочка. Гам, где фонтанами раньше били з а ­ мечательные пшеничные усы, тупо рж авела щеточка прокуренных усиков, глаза — мутноватые, узкие, уже с утра смотрели на мир так, будто он, Георгий Иванович (нет, не Георгий Иванович, а Ж о р ж и к) 6 все еще не решил, как ему, собственно, поступать с этим надоевшим и скучным миром — то ли сразу требовать свой кусок, угрожая, стуча по полу палкой, то ли поприкидываться для начала р.обкой овечкой? Выбрал он третий вариант — роль этакого шумливого, но, в сущ ­ ности, беззлобного старика ворчуна, который любому встречному рад, который любому встречному желает только самого наилучшего, но к которому все эти любые встречные по глупости, по серости своей вовсе не склонны прислушиваться. — Щтаны на тебе... — загрустил он.— Не наши штаны... Д а и по­ нятно... Настоящие интеллигентные широкие брюки сейчас не в моде... Нам теперь иностранны^ подавай, да на семи замках, да с шестью карманами, да чтоб еще один был для ножа!.. — Он суетливо зам ахал руками: — Входи, входи, я не осуждаю! Кто я такой, чтобы вас всех осуждать?.. — И не без намека зам етил:— Я бы и в магазин сходил, да ведь сам понимаешь — весна, огороды еще не паханы... Говоря, он ввел Юрия в полупустую комнату, поспешно убрал со стола потрепанную книгу (похоже, детектив какой -то), заметил мно­ гозначительно: — Перечитываю вот разное... Перечитываю, не забываю... «А другие-то книги есть в доме?» — чуть не спросил Юрий. Сдержался. Сам видел: нет тут других книг. И вообще тут ничего не было, кроме круглого стола, покрытого неряшливой клеенкой, двух стульев (венские, гнутые, лет тридцать живут, не меньше) да неприбранной 92