Сибирские огни, 1985, № 8

— А печать?— спросил Калинин.— Он не пытался ее забрать? — Нет. Он не имел никакого отношения к печати. Это быстро выяснилось. Загсовская уборщица сама пришла к нам и созналась, что зал е зл а в стол к заведующей. Печать она захватила второпях и выкинула ее в открытое окно, во двор сберкассы. Быстро после этого сообразили, что сосед Гаврилина работает в сберкассе, а жена его почтальонша. Поэтому и письмо было без штемпеля. Когда в загсе сбивались с ног в поисках печати, большесемейный бухгалтер уже прикидывал, как с ее помощью расширить свое жилье. Т ак ая вот игра случайностей. После этого жестокость Гаврилина тем более была необъяснимой. Р а згад к а пришла, когда исследовали пули: и в постового на базаре, и у Хлыстовой на квартире стреляли из одного пистолета. Теперь было известно и кто ограбил ученого-геолога. Оставалось найти Гаврилина, но след его нигде не возникал, похоже, убрался из города. Полковник задумался, сделал жест не торопить его и смотрел за окно, где плыли посеребренные первым снежкам поля. — А всплыла эта история,— продолжал он,— через десять лет все на том же базаре. В один прекрасный зимний день задерж али шустро­ го мужичонку. Сбывал из-под полы шкурку баргузинского соболя. Потянули,— а у него соболей таких дюжина. Скупал у забайкальских охотников. Соболятник сообразил, что не отвертеться, решил торговаться: знаю про Гаврилина. К ак с вами, виделся с ним полмесяца назад. Бурки у него сшил. Гаврилина взяли без шума. Он неплохо жил в поселке в тайге. Семью имел, сына. Правда, приемного. Шорник в том поселке свой был, т ак он, чтобы не ссориться, быстренько перековался на сапожни­ ка... А тогда рубанул сразу все концы, тем и спасся. Босой, в фуфайке на голое тело, прямиком побежал к железнодорожному переезду, прыгнул в товарняк, завалил себя досками и девять суток так до Ура­ ла ехал. Соображал: на свободе отныне опасно. На Урале залез в кар- іман к деревенской тетке. Специально, конечно. Год за это получил. На отсидку пошел под чужим именем. Срок не ахти какой, в прошлом его после не копались, выдали ему документы, каких добивался. Да... Всего один раз видел его: вели по коридору на допрос. Больше не мог, не хотел, боялся.— Шинкевич вздохнул.— Боялся, доберусь и всю обойму всажу. Убеждать не надо меня, знаю, чист, а иногда подумает­ ся:' Резниченко ведь за себя подставил. Положа руку на сердце, пойди я тогда, т ак же повел бы себя... История, врезалась в память. Приехав домой, Калинин довольно точно по горячим следам записал ее. Рассказ вскоре был напечатан в газете. Успех он имел, писем и звонков было много. Хотя Калинину приш­ лось и оправдываться, что рассказ не о расплате за беспечность и по­ терю бдительности, а о бесконечно тяжелой, опасной работе милиции. Одна пожилая интеллигентная семейная чета даж е наведалась в редакцию, чтобы специально засвидетельствовать, что в момент, когда стреляли на б азаре в милиционера, они находились в шаге от преступ­ ника. — Мы іменяли Анютиной мамы колечко с бриллиантом на муку,— поддерживая супругу под руку, говорил старичок,— и когда этот б ан ­ дит выстрелил, у меня колечко выпало и покатилось в пыли. Так и не нашлось. Старичок поглядел под ноги так, словно след колечка мог отыс­ каться на полу кабинета. — Д а ,— зам ечая улыбку на лице Калинина, продолжал он без обиды,— сейчас этому можно улыбаться, а тогда нам с Анютой пришлось...