Сибирские огни, 1985, № 8

— Пограмотнее наЬ с тобой,— хмуро сказал Григорьев.— Был бы тем, под кого пыжится, наудачу меньше бы ошибок сделал. Переста­ рался. «Водку» любой, хоть трезвенник, хоть горький пропойца, без ошибок нацарапает. И еще вводное словечко. «Вероятно». На интелли­ гентность претензия. Ну да ладно, сейчас не до правописания, печать нужна. Гаврилин жил на Кривой улице в деревянном двухэтажном доме. Тамошний участковый Найденов ничего особенного сказать о нем не мог. До недавнего времени жил с бдбкой. Она умерла, теперь один. На фронте не был по болезни, кажется, по слабости зрения. Работает в артели «Голос севера» шорником. Это потомственное у него: и отец сбрую для лошадей ладил. Правда, под Новый год была у Гаврилина с соседом драка, пришлось протокол составлять, — так он меньше всего виноват. Сосед его, бухгалтер,— зачинщик. Коридор у них общий, у обоих по большой комнате, только у бухгалтера семья — пятеро, а Гав ­ рилин — один. Вот его и выживают. Словом, медаль вешать не за что, но и не бродяга с улицы. Зойка, та штучка любопытная, вещички по мелочи втихую сбывает время от времени, мужички к ней темные подкатывают, только едва ли они и знакомы. А уж чтобы сожители — куда там. Зойка выше на пол­ головы, ей за тридцать давно, стара для него, в десяток лет разница, а он не урод какой-нибудь. ' — На завод, однако, не пошел работать,— сказал Григорьев. Харак ­ теристика ему не понравилась...— «Голос севера»,— передразнил он уча­ сткового, будто Найденов был виноват, что Гаврилин пошел в артельку, а не на завод. Участковый и впрямь начал оправдываться. Я не слушал их разго­ вор. Прошлую ночь дежурил, утро тоже прошло суматошно, так что в любую удобную минуту задремывал. — Ладно, поезжайте и привезите печать, если она там есть,— ска­ зал Григорьев.— Обязательно вместе с этим шорником-сбруйником. Сараи стояли на задворках, незаметно пройти к ним было не труд­ но. Гаврилинский среди других дровяников найти оказалось проше простого: двери-пронумерованы мелом поквартирно. На двери висел тяжелый амбарный замок, но висел для блезиру: он легко вынимался с пробоем. Это меня обескуражило. Как же, дурак Гаврилин,— если в анонимке хоть слово правды есть,— бросит он печать в незамкнутом сарае. А верстак обнадежил. Не в каждом дровянике есть верстаки, если уж анонимщик знал, что в этом есть, то и остальное сойдется. Печать точно была. Только оказалась она не над верстаком, а под ним, в ящике со ржавыми гвоздями и шарнирами. Я повертел ее, по­ дышал на нее, достал пачку папирос, придавил. Оттиск вышел слабый, бледный, но все равно видно: она, загсовская печать. Опять бросил печать в ящик, закрыл ржавой мелочью, как было, и вышел. Теперь, если бы Гаврилин был дома, нужно задержать его, а печать изъять. Но он не появлялся со вчерашнего дня и не ночевал дома. Об этом, пока я находился в сарае, узнал Коля Фадеев от соседки, тещи бухгалтера, сидевшей у ворот на лавочке. Теща в охотку поболтала о соседе. Ни в каком «Голосе севера» он с полгода уже не работал, полуслепым прикидывается. Такие по ночам спят, а этот, как кот, бродит. Ясно, где бродит, если при деньгах и к а р ­ точках всегда. «Раз сижу ночью на сундуке в коридоре,— передавал Фадеев рас­ сказ старухи,— у него дверь открывается, шаги его слышатся. Тьма кругом, я не шелохнулась, а он говорит: «Ты чего, старая, не дрых­ нешь?». Заподозрить в наговоре старуху трудно, она поболтала со случайно подсевшим человеком.