Сибирские огни, 1985, № 8

уже к обеду молоко в бутылках косарей скисало... босые ноги м а ль ­ чишек были зелены и красны от ягод... Отец косил наравне с другими мужиками, а потом уходил в местное правление, спорил с іместныі.м председателем о травопольной системе, об азоте, как будто они были химики. Вечером сидели на крыльце, отец играл, путаясь и сердясь, на гармошке, женщины пели... А угасала з ар я — не было свежести, не бы ­ ло избавления. В доме спать невозможно— мухи, духота, спали в сарае. Пахло сохлым сеном, жаркой крапивой из-за плетня... И вот здесь-то мальчик спал и не спал — потому что неподалеку не спали отец и мать, шептались и словно плакали... и понимал Альберт, и не понимал... И жутко было, и радостно, словно что-то такое увидел, что происходит внутри солнца. А глупые куры срывались всю ночь с насеста и кудах ­ тали, бормотали, как старухи, собака во дворе трясла ошейником с ж е ­ лезной пряжкой и зевала — душно... Звездное небо заваливалось набок и становилось нежным, белым туманам... Шофер наклонился вперед и ехал так, словно у самого лобового стекла было лучше видно. — Устанешь — я помогу,— сказал Альберт. Он умел водить, в а р ­ мии научился. Шофер кивнул. Медленно раскручивались ослепительные белые берега. Отец любил армию. Он был рад, что сына взяли на службу. Станет человекам. Сам он воевал, наверное, хорошо. В начале мая, перед д е ­ вятым, приходили письма от его однополчан, пять или шесть. Отец го­ ворил, что это еще много, ему повезло, у него живы друзья, а вот у Губайдуллина не осталось никого, кроме командующего армией, кото­ рый сейчас маршал. Один товарищ отца живет в Крыму, зовет каждое лето на солнышке погреться, жена у него чуть ли. не начальство на ку ­ рорте, но как бросишь колхоз? Только на пенсии. Отец написал другому своему другу, в Казахстан, чтобы тот съездил в Крьім полечился, но у Кочергина долгие годы гноилась рана в левой ноге, ему ее отрезали в пятьдесят пятом — уже через десять лет после войны. Работает в с а ­ пожной мастерской, сам клеит модельные ботинки, все просил Хасана прислать аму размеры ноги, лучше обеих сразу — правая, говорят, крупнее, но какие размеры пошлет ему Хасан, если у того одна нога?.. Как-то стыдно. Третий дру г на Севере, забулдыга... самый веселый был из их батальона, без зубов остался — осколком вышибло, еле глотку зашили, говорит — есть трудно, а пить в самый раз... Наверное, сталь ­ ные вставил или золотые. «Как ты,— пошутил однажды отец, подмиги­ вая маме.— Ты же вставила золотой зуб, хоть и надобности не было!» Мать краснела и отворачивалась... Был такой грех у нее на д у ш е - э т о случилось в лучшие годы, когда уже и достаток был в колхозе, и не со­ вестно приодеться, и даже зубы в городе полечить. Взяла и сточила здоровый — правда, уіма хватило, не спереди, а глубоко сбоку, только когда улыбается, было видно. У актрисы кино узрела — и от зависти поставила золотой. Уж больно эта актриса отцу нравилась... Вообще, он был остер на язык. Война научила его ненавидеть мно­ гословие. Иногда выключал радио. А если на собрании кто-либо при­ нимался толочь воду в ступе, он, отворачиваясь, громко кидал: — Из всего океана получится ложка масла! Если уважал говорящего, пытался пощадить, слова подбирал поласковей: Пропусти десять страниц, парень? Видишь, д аж е кошка по­ няла, спит... Он ничего не боялся. Ночью молния подожгла дом соседей — отец накинул ватную фуфайку и махнул через плетень, на бегу вырывая жердь Где там ждать пожарных?.. Постоял под ливнем, получше намо ­ кая, и полез в горящую избу. Вытащил за бечевку теленка — он в сенях стоял, у дверей. Потом увидел мальчонку среди дыма и смрада — схватил за руку и, можно сказать, выбросил с крыльца на руки стол­ пившимся и снова в огонь. Девочка Анюта куда-то делась, родители 50