Сибирские огни, 1985, № 8

шли,— іможет быть, что-то случилось? Где-то что-то горит? Альберт поднял голову — на балконах не было ни одной собаки, зато он уви­ дел — прямо над ним стоит какая-то девочка в белом платьице, в пио­ нерском галстуке, и, глядя вниз, на Альберта, задумчиво ковыряет в носу. А у Альберта до сих пор не было пионерского галстука, вместо не­ го мама повязывала аму свою теімно-виішневую косынку. Косынка была не хуже любого галстука, но Альберт стыдился ее — от нее пахло м а ­ миными духами «Кармен», и у нее по середке желтели какие-то горо­ шинки, и как Альберт ни пытался их спрятать в складку, они время от времени высыпали. Девочка засмеялась, наверное, она омеялась над деревенским мальчиком с темными от загара руками. Альберт презри­ тельно оттопырил нижнюю губу и вспомнил — надо за угол, там гости­ ница. Медленно зашагал, повернул за угол — гостиницы не было, с виз­ гом и страшным скрежетом прямо на него поворачивал трамвай. Альберт побежал пряімо и еще раз направо, за угол — попал в темный переулок, где пахло сапожной ваксой, и когда он еще раз повернул н а ­ право — увидел родную гостиницу с желтой пальмой в окне, 'маму и папу. — Ты где был?! — закричала мать по-русски, она была бледная. — Город омотрел... — буркнул Альберт. — Он город смотрел! — защитил его отец. Он' вытер рукой лоб, и они пошли. Альберт вскинул голову — чер­ ный пес по-прежнему смотрел на мальчика сверху, как бы говоря; мне грустно одному, но мне зато лучше всех видно отсюда город... Ибрагимовы зашли в кинотеатр «Пионер», взяли мороженого на палочке. Перед началом фильма в комнате рядом с буфетом, на высокой эстраде, стоя полукругом, нарядно одетые городские дети спели песню. Песня была про летящий вперед поезд. Запевал толстый мальчик в гл а ­ женых черных брючках, в красном, сверкающем, настоящам шелковом галстуке. И Альберт, не дослушав, отвернулся, закрыл глаза рукой и вымазал мороженым себе волосы. «Что такое?» — сердито удивился отец. Р а зв е мог Альберт признаться, что стыдится своей косынки и завидует этому толстому мальчику. Мама вытерла ему слипшиеся волосы кру­ жевным платочком, она все поняла, она что-то шепнула Ибрагимову, и после кино, которое Альберт совершенно не запомнил, родители повели его в магазин с большими зеркалами и купили ему, наконец, роскош­ ный, новый, новей не бывает, ярче, чем у того толстяка, галстук. Гос­ поди, жива ли та вишневая косынка?.. Сейчас бы ее на шею Альберту... Детская память, как полевая дорога в дождь, чего не всосет... и трактор, и бабочку... и любовную записку девочки, и бабушкин коран... ля иль-лахи ил-алла... Детская п амя т ь— как резьба по меди на ста­ ринной сабле отца — ее подарил Ибрагимову, когда он был еще ком­ сомольцем, какой-то знаменитый командир времен гражданской войны, или резьба по латуни на куімгане Белой бабушки, которой нынче нет... или на кумгане Черной бабушки, которая сейчас молится, наверное, за упокой души раба аллахова мужа своей дочери... ни один завиток, ни одну розочку не стешет время; ни одно бранное слово на заборе, ни одну букву огненного слова войны в воздухе, которое чертили пальцем издали — и враг понимал... Детская память — это письма навеки. Почему у городских мальчишек белые руки и нОги? Почему в дерев­ не не делают мороженое? Почему в городе тихо разговаривают? Почему в деревне в сельмаге нет ничего хорошего? Почему в городе железные люки на асфальте — от грозы прятаться? Почему д аже в Мензелинске нет трамвая? Кажд ая мелочь из прошлого вспоминается сегодня — забавляет и стыдит, волнует и мучит... Помнит Альберт, после Казани, где отец получил свой первый орден в мирное время, они поехали в гости в Такермень, к родьіой сестре мамы. Она уговорила — все равно по дороге, к тому же оставалось еще два дня свободного времени, такое случилось один раз и, кажется, не повторилось никогда. Отец то снимал орден с пиджака, стесняясь его, то надевал, выпячивая грудь. Стояло знойное лето, пора сенокоса, помогали косить Шагидуллиным... 49