Сибирские огни, 1985, № 8

были — всю жизнь. Не знаю, куда деться. Дсімой іидти не хочу. Сижу на службе до полуночи.— Синельников тронул черной мокрой перчаткой гл а з а .— А насчет запчастей... в первый раз он меня попросил. Он же гордый! Оба мы собирались на пенсию... рыбачить будем, говорили... подшивку «Человек и закон» лет за пять возьмем...— Он гулко, страшно закашлялс я . — Ну, что вы... — спокойно ск а з ал а Альфия.— Вы поступили гра­ мотно. Сразу же «скорую»... и лед ему, снег на рану... вы поступили грамотно. Синельников махнул рукой. Сумерки уж е сгустились, тянуло не­ жилым холодом с небес, валил и валил темный снег. Н а крышах обр а ­ зовались пышные вторые крыши. Казалось, морг утонет, как и весь го­ род, в разбухающей, как пена, хмуро мерцающей массе. И казалось, можно сознание потерять в этом движущемся, белом, как сон, буране... — Я за машиной,— ск а зал Синельников.— Вы где будете? — Мы здесь будем,— ответила за Альберта Альфия.— Мы бу- дам здесь. Синельников ушел, и она обняла брата, но они не плакали . Так стояли. Из белой замяти появился Валерий, ее парень, он ,нес что-то большое и шелестящее. Это были жестяные венки. Альфия кивнула — и он ушел в тот дом, где каменное ложе, где пахнет чѳм-го страшным и сладким, и здоровые тетеньки орудуют над мертвым человеком. Н а ­ верное, уже заканчивают. — Мама знает? — спросил Альберт. Альфия кивнула. — Что мы ей скажем? — Инфаркт. От переживаний,— ск а з ал а Альфия.— Так и скажем, инфаркт, от переживаний. З а урожай изіболелся... — Она что-то еще шептала , может быть, повторяя последнюю фразу. — А рана?.. — хотел спросить Альберт, но она уже пояснила: — Она не увидит... все зашито. Тут и милиция была, и его допра ­ шивали... Конечно, неудобно перед человеком. «А вдруг Синельников убил моего отца?.. — пронзила мысль Аль­ берта. Вспомнил прошлое, поссорились и — убил. Но как же тогда записки?.. Нет, записки написаны его рукой. Он сам себя, он сознатель­ но. Отец!.. Зачем же ты?! Р а зв е ты в чем виноват?» Вышел изіморга Валерий, кивнул. Они зашли. На неверных мягких ногах, по которым постреливал мороз, Альберт во второй раз приблизился к отцу. Ибрагимов л ежал прямой, положив руки вдоль тела. На курносом лице застыло задорно-упрямое выр аж е ­ ние. Словно хотел сказать: «Вот я как.» Это, конечно, так застыли мышцы лица. Не мог он улыбаться. Он от горя застрелился. Смерть всегда переиначивает причину и вытягивает суть характера. Таким, как сейчас, отец бывал раньше, в молодые радостные годы. — Бери там ,— сестра кивнула на ноги.— А ты посередине. По ­ несли... Ноги отца были твердые и прямые, как жерди. Когда положили отца в гроб, обитый красной материей, наступило молчание. Валерий взял крышку и накрыл тело Ибрагимова, с одного разімаха загнал гвоздь в изголовье, и такой же — внизу, под ногами. Распахнулась дверь — и ввалился обляпанный снегом Синельников. — Уже?.. — глухо спросил он. Валерий, вопросительно глядя на Альфию, протянул руку к крас­ ной крышке,' но Альберт замотал головой. Синельников со вздохам кивнул: — Ну, ладно... — От него пахло водкой. Во дворе урчала огромная крытая грузовая машина, уже пригнал. Шофер включил свет в кузове, откинул заднюю дверцу. Внутри кузова лежали два матраса, веревки. Все учел Синельников — будет же