Сибирские огни, 1985, № 8

— Шайтан попутал! Столько нынче стало шайтана... И сын твой по радио слушает шайтана с небй! И на столбе шайтан орет с утра! — Не придуривайся! — разозлился, наконец, Ибрагимов. Он не терпел демагогии.— Ты грамотный! И в бога не веруешь! — В бога не верую — в шайтана верю. Ты русского простил — татарина не хочешь? Родную кровь презираешь? ^Переродился, з а в а ж ­ ничал! Дай другую работу! Простым пастухом пойду. — Нет, коров я тебе не доверю! — презрительно бросил отец.— Н а ­ воз убирай на ферме. — Д а в кутузку его! Че нянькаемся?! — взорвался Синельников. — Над стариком смеешься!? — завопил старик Мусагит, обращаясь только к п р е д с е д а т е лю ,- Д а я с твоим отцом в б атраках был... мы революцию делали!.. Я его поил из кувшина! — Тукта, постой! — поморщился *Ибрагимов и рассмеялся.— Ну, что за народ?! Хватит. Будешь гончаром.. Ты ж е умеешь делать кувши­ ны? Наш гончар умер. Садись на его место. Но старайся! Второй раз прощения от трудового народа не будет! Счастливый, ошеломленный старик выскочил вон из избы. — Вырастим буржуя на свою голову... смотри,— предупредил Си ­ нельников отца. И они заговорили о толщине снежного покрова, о буду­ щей весне. Что же случилось? Может, из-за дождей уборка была тяжелой, и он надорвался? Мать писала в начале августа — ни одного солнечного дня, льет и льет. Если рожь и пшеница не наберут восковой спелости, придется скосить их на зеленый корм. Может, так и получилось? А за- че.м он Ь Казань поехал? К дочке? С мамой поссорился и решил с Альфией посоветоваться? Нет, это невозможно. Он любил м ам у всю жизнь, был верен ей бесконечно. И уж если какое-то недоразумение — прежде всего написал бы сыну. Сын есть сын. Д а ж е если далеко. П о ­ ехал к начальству праздновать урожай? Но хлеб еще не убран... солома не сметана... Дел хватает обычно до ноябрьских праздников. А д л я него дело всегда было прежде всего... Иногда из упрямства сам чТо-нибудь придумает. В соседнем колхозе сад заморозили, так он решил попробовать у себя виноград вырастить! Построил теплицу, стекла извел — не счесть... — то град, то ветер. Убил восемь лет, получил кислый и зелененький, мельче го­ роха, но прекратить было стыдно, привык дело доводить до конца. И так всю жизнь. Нелепые почины Ибрагимов отвергал, но если удавалось его сломать и уговорить — он отдавал им душу, этим почи­ нам. Он не мог — сегодня так, а завтра этак. Единственное, в чем он никакого начальства никогда не слушал — это когда сеять и когда жать. Если приказывали,, он кивал, краснел, как лысый мальчишка, на ковре начальства, а потом ехал к себе и делал по-своему. Потомствен­ ный крестьянин, он слишком ув ажал землю. И еще ценил мнение стариков. Потому что они тоже любили землю, на которой жили. Когда в правлении решался вопрос — сеять или нет, когда там курили, поглядывая на хмурое небо, бабаи в тюбетейках вокруг И б р а ­ гимова и Синельникова, рядовые колхозники говорили: — Профессоры заседают. И верно, это были профессора. Это не каждому дано — привычным движением взять комок сырой земли, размять, раскатать рулончиком, поамотреть — как он рассыпается .или лепится на своем клею... Выйти в поле, глянуть на свои следы — и понять, достаточно ли влаги. Ощутить сладкий весенний ветер своим лицом! А перед этим так распахивать снежные поля, чтобы удержать снег... щиты сколачивать у дорог... на холмах... С утра до вечера, до поздней ночи — на ногах. Губами, обоня­ нием, руками — трогать землю, злаки, травы и знать наверняка, какой спелости, что, как, когда делать... Наверное, утомился во время страды — и увезли в Казань. Так решил окончательно Альберт. И если... если повезет... просто ему надо будет бережнее тратить себя.