Сибирские огни, 1985, № 8
Но ино'гда, особенно в праздники, прорывался в нем восторженный мальчишка-пастух, каким он был когда-то, в годы революции. — Эх, умел бы — стихи писал!.. Здравствуй , ветер, такой сладкий! Альберт, еше когда учился в школе, помнит — увидел на столе у отца, на работе, затрепанную книгу под названием «Агрономия». Прд- тив каждой главы шли слова: «Здравствуй!..» — как вступление к г л а ве. Например: «Здравствуй!.. Вспашка на зябь. Время вспашки на зябь после проведенного лущения определяется по появлению массовых всходов сорных растений и т. д.» Кроме того, отец год за годом записы вал в тонкие школьные тетради свои наблюдения за погодой, за уро жаями . Смешно! Зачем? Есть институт погоды... есть метеорологиче ские станции... А может, там, в тетрадках, что-то есть кроме цифр, обозначающих температуру, скорость ветра? До сих пор Альберт не заглянул в них, д аж е не поинтересовался... Он плохой сын. «Почему я не плачу? Вот — сейчас — почему . я не плачу? Все дремлют вокруг... самолет гудит... тут уж никто не увидит... а яне п л а чу. А почему я должен плакать? Может быть, папа еще останется жить? А если я заплачу — я как бы начну оплакивать его... Не надо.» Но ка к мучительно думать о родине! Его жд ал отец каждый год, каждое лето, ж д а л а мать. Они ему не писали в открытую: приезжай... Но в каждом письме была тоска по сыну, по единственному сыну. «Ты ведь и на будущий год собирался на юг, а не к ним?» «Нет уж! Мы бы все равно заехали к ваім. По дороге.» Как смотрят со всех фотографий на свете застывшие, вопрошающие лица, так все эти годы смотрят издали на Альберта отец и мать, и Губайдуллины, и не только они, а соседки, соседи, и петух с веселым золотистым глазом на сеновале, синица с ворота на колодце, іюрова из-за плетеной загородки, собака с крыльца — у нее глаза тоскливые... Все они смотрят — сотни людей, птиц, животных — в сторону Сибири и как бы спрашивают: когда вернешься? Или хотя бы навестишь нас?.. Старшая сестра Альберта у хохлов живет, звезды на імужниных погонах мелком чистит. Средняя в Казани учится на врача, младшенькая нын че тоже поступила.— срезалась в прошлом году, всю зиму работала фельдшером в колхозе у отца и готовилась к экзаменам... Упрямая. Они упрямые. А брат у них случайно з ад ерж ался в Сибири. Из-за това рища. Когда Альберт рассказал матери, она плакала долго. Потом успокоилась, махнула рукой: «Все вы, Ибрагимовы, такие... ради друга рубашку отдадите.» Значит, и тут он следовал ибрагимовскому характе ру. От этого не легче. Девчонки приедут — хоть форточки пооткрывают, дом проветрят с точки зрения медицины. Коврики выбьют, несмотря на то, что мать держит их чистыми, как одеяла. А вот кто матери ножи наточит, дров наколет? Отцу некогда. Д а , должно быть, в великой горечи умирает сейчас отец. Сын не стал крестьянином. Не вернулся на родину. И д а же внука председателю не родил. Наверное, Ибрагимов со слезами поставил против имени сына в мыслях своих минус. Как он ставил его против фамилий неуважаемых им лиц в любой газете, которую он читал, в любой документальной книге. Скорей бы, скорей к нему! Может, еше обойдется... Говорят, бывает — люди поправляются, даже побывав в реани мации. Если Альфия перестраховалась, спасибо ей... Она, наверное, возле него. В белом халате. Помогает врачам. И младшая тоже. И только сын далеко-далеко — где-то между Томском и Свердловском. Самолет звенел, как полая стальная игла, в небе — синем, синем небе, которое снится. Здравствуй, небо!.. Ты синее, словно на старых чашках лазурь. В тебе купаются птицы, в тебе шпарят лучи во все стороны — звезд, и земных прожекторов, и ламп летящих самолетов. В тебе теряется, как
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2