Сибирские огни, 1985, № 8
Старые ветлы... зеленая ерема... купавки до середины реКи. Когда- то на этих берегах Альберт удил рыбу. Клевали подлещики, судаки, жеряхи Но на этот раз поплавок торчал в воде, не шевелясь, вода постепенно из голубой стала желто-красной. Разожгли костер, по жарили колбасу на прутиках — Ибрагимова все не было. Мать и З ем ф и р а , обнявшись на бревнышке, смотрели в о г о р и пели старинную татарскую песню «Сарман буйларында», Губайдуллин молча ходил вокруг и всех фотографировал. Говорили о пустяках, посмеялись, когда Светлана подпрыгнула — испугалась кузнечика, старого, предосеннего, похожего на заводную зеленую жестяную игрушку. И лишь когда вдали появился брезентовый коробок «газика», Губайдуллин спросил: — Возвращаться не думаешь? Здесь, конечно, нет радиозавода... но работа нашлась бы. — Не сделаешь ты такого телевизора,— не удержалась, наконец, и мать,— по которому нас покажут, когда мы умрем! — И она з а п л а к а ла.— Эх, баладар, баладар... дети, дети, и что вам надо? Мы бы вам тут дом поставили. Молчу, молчу. Папа сам скажет. Председатель вышел из «газика» и махнул рукой — машина ушла. Ибрагимов приближался сутулый, плотный, мрачный, снял кепку, сорвал лопух и вытер лопухом лоб. — Ничего,— сказал он, глядя в костер.— Колбаса лучшая рыба. Намучились?.; — И вдруг заговорил о том, что коров негде пасти; Синельников, его бывший заместитель, теперь в Казани, обещал з ап частей прислать — забыл, все всё забывают, только рот закроют, ко торым обещали; люди бегут из колхоза, говорят — здесь будет море, в газете прочитали, никто не хочет строиться, хотя доподлинно извест н о— вода выше Кал-Мурзы не поднимется, а завтра, видимо, снова будет дождь — вон на западе туча, а еще пятьсот гектаров убрать надо... Чтобы как-то разрядить обстановку, Земфира захохотала: — Это не туча! Это дача Синельникова горит под Казанью! Ибрагимов не улыбнулся, закурил от спички. З ажи г а лку ему мать, конечно, передала. Наверное, берег. Или не хотел от огня Альберта. Сердился. — Пускай бегут! — продолжала Земфира.— Пусть все убегают, никого не останется! Тебя в Мензелинск возьмут начальником, здесь Мулланур останется перидседателем, я буду письма ваши носить друг другу через лес. — Ладно тебе, балаболка,— проворчал Губайдуллин, поглядывая на Ибрагимова. — Говори, говори,— сказала мать, души не чаявшая в Земфире. — Я радуюсь, когда она так говорит. Начинаешь думать, что еще не все так плохо, как она говорит. — А ты нам не писал! — смеясь, обернулась Земфира к Альберту, видимо пытаяс'ь заранее снять раздражение и боль брата.— Можешь совсем не писать! Правда, зачем чернила переводить и бумагу? Д аж е адрес забудь! Зачем тебе Старая Михайловна?! Пиши в Москву, пиши в Нью-Йорк — они обрадуются! Насупленный Ибрагимов кивнул, надел кепку и отошел в сторону. Мать скользнула к нему. Отец, может быть, не р^ешался при Светлане заговорить с сыном об их планах, а произносить слащавые банальности он не умел. Так закончился этот вечер. Домой шли пешком. Альберт взял у Губайдуллина фотоаппарат и снимал, обернувшись, мать и отца когда они как бы из-под земли появлялись над речным простором..! Вот они по грудь вылезли по крутому берегу, вот целиком... Позже, пе чатая у Губайдуллина снимки, Альберт ужаснулся странному наблюде нию: отец и мать по щиколотку в земле... вот по -грудь..; вот по шею... Почему Альберт сразу же после армии не приехйл домой? По чему столько лет тянул? Думалось, выйдет отец на пенсию, а это еще когда будет, и вот Альберт с сыном будет приезжать к нему, будут ходить иа рыбалку... Когда уже вошли в переулок, возле кузницы, Гу байдуллин приотстал и поманил пальцем Альберта:
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2