Сибирские огни, 1985, № 8

же тюрки, он их газету как-то видел в Абакане — все понятно, юл — дорога, юлдыз — звезда... все как в Башкирии или в Казахстане,— но все равно не хватало иногда родной, полузабытой речи, с той не­ повторимой особинкой, какая бывает у воды из разных колодцев... а,іможет, просто соскучилсяРИ пламя тоски по родине только сейчас ох­ ватило кожу? Вроде высокотемпературного гриппа. А если бы телеграмму не получил? Последний рдз Альберт был на родине три года назад, как раз после свадьбы. Накопили денег для поездки на юг, достали путевки, ну и по дороге Альберт уговорил Светлану заехать к своим родителям. Она боялась, что ее неласково встретят, языка не поймет, но Альберт сказал, что вся родня говорит по-русски, не те времена. Получалось на весь заезд дней д е с я т ь— м а ­ ло, конечно, но ведь и отпуска длиннее никто не дает. А юг — давняя мечта Светланы. До Казани ехали поездом, дальше полетели на маленьком само­ лете. Мензелинск их встретил дождем. Оттуда в Старую Михаііловку добирались на допотопном автобусе... Увидев церковь, в которой до сих пор киноклуб, увидев холмы и долы, побеленные сеющимся дождем, Альберт говорил дрожащим голосом Светлане: — Смотри! Смотри!.. Ста смотрела. Н видела: холмы и долы, затененные дождем. И ни­ чего больше. Потому что не здесь родилась, не здесь росла. Они перешли улицу по грязи, ступая на кирпичи и доски, Альберт нес в размокшей перевязанной картонной коробке подарок родителям, который за дальнюю дорогу натрудил ему руки,— тяжелый телевизор, собранный самим Альбертсям. Светлана тащила чемодан и сумку. На них в окна смотрели незнакомые люди. Мать как раз была на крыль­ це, в фуфайке, в старой юбке и галошах — мыла в тазу грязную обувь и выставляла на белые доски крыльца. Увидев сына, она поднялась и заплакала. Хотела протянуть руки — руки в мокрой земле, но Альберт, опустив ящик на зеленую пышную траву двора, сам обнял ее. Это ты?.. Ты?..— спрашивала мать, целуя сына, стараясь не з а ­ марать его. Что ему стоило тогда поймать и поцеловать эти черные руки?..— Вырос.— И, как бы поясняя Светлане, жалостно улыбалась.— Мальчик был, стал такой... посмотришь — чужой мужчина. А это что?! Зачем? Столько вина!.. — Она в ужасе посмотрела на картонный ящик, действительно, из-под болгарского вина.— Папе нельзя! У него орден... ■печень, я хотела сказать! — Нет, нет... — пытался бестолково объяснить ей сын.— Это... — А вы надолго?...,— мать уже украдкой рассматривала Светлану, еще не отпуская сына, потому что, видимо, не знала, как ей вести себя, если отпустит сына — обнимать ли сноху или за руку поздороваться. — Надолго? Ведь на месяц, да? На месяц? — Мама понимаешь... дней на двенадцать... — Альберт зачем-то прибавил дни.— У нас путевка. — Путювка,— поняла д аже сгорбленная, маленькая Черная бабуш­ ка, которая уже давно молча плакала в темноте сеней, ожидая своего череда, чтобы обнять внука.— Эйе шул. Так, так. Выскочила и младшая сестренка, Майка, горяченькая, пахнуішая тестом, пальцы в муке. Появилась и средняя, Альфия, будущий врач, прямая, строго одетая, лишь черные глаза смеются. Все вежливо, опас­ ливо знакомились с беленькой женщиной, русской женой Альберта. Светлана открыла чемодан, раздала большие платки, купленные в последнюю минуту Альбертом,— он вспомнил, что без подарков не принято. Жаль только, попались все они одинаковые, но хорошо, что красивые — по кремовому полю синие и зеленые молнии. И все — бабушка, мама, сестры накинули на головы эти платки. Лишь Фая, старшая сестра, далеко, живет на Украине, но ничего — ее муж, воеш ный человек, купит, небось, и не такие платки. Отцу Альберт привез зажигалку, но отца все еще не было. Мать подошла к,телефону, висев­ шему на стене, покрутила ручку, позвонила в правление колхоза — 16