Сибирские огни, 1985, № 8
Вполне вероятно, что бродяга Л. Аврясо- ва один из тех, о ком писали еШе в 50—60-е годы. Но Л. Аврясову досталось дело по серьезней; писать середину его жизни. И делает он это не менторствуя, не осуждая, а сострадая: больно спотыкающийся стих — самое верное свидетельство этому. Надо было много повидать, немало пере жить и всерьез обдумать случившееся с со бой и другими, чтобы сказать в своем «Ин тервью»: Все-таки, дороже не Дорога — души тех, кому по двадцать лет. Л. Аврясов — поэт, зависимый от ситуа ции, он поэт не «мгновенного озаренья», а биографии, опыта, долго молчащей обиды, накопитель жизненных ошибок, шишек, бо ли. В первой книжке Л. Аврясова было сти хотворение об отце — называлось оно «Че ловек с моей фамилией» и заканчивалось так: «Человек этот жив еще. Пусть не пом нит своей вины. Для меня его лет отсчет остановлен в конце войны». В «Интервью» это стихотворение мы встречаем снова, но почти рядом с ним стоят стихи, посвящен ные отчиму: «Все чаще вспоминаю об отце, хоть нет его лица в моем лице»,— так начи наются они. А заканчиваются: Все чаще вспоминаю об отце Есть что-то от пего в моем лице. Жизнь настояла на выборе. И тот выбор, на который пошел поэт, открыто жесток и откровенно резок, но обсуждению не подле жит, хотя бы потому, что такое движение для Л. Аврясова — самое естественное: он делает себя, лепит свое лицо, гранит душу («с собою — бой, с природой — бой»), боит ся быть обманутым, несостоявшимся (как «Бродяга»), Наконец, боится обманывать других, как это делает герой стихотворения «Ремесленник»: «Он с нами жил. И то же ел, что все, и лес валил азартно, с интере сом, и пил не раз, и пел лесные песни, и ме стных женщин приводил в росе. А по ночам, при свете ночника, писал в большом таин ственном блокноте...» Через полгода столь знакомый голос услышал кто-то, радио включив. Д а это оні Мы бросили дела. Стихи лились... В бараке стало душно. Мы в этот день глушили спиртом души — его поэма не о нас была. Л. Аврясов спорит И с ремесленником, не пожелавшим понять чуліую жизнь, и с теми, кто воспитал и поддержал в нем это непо нимание — он пишет об обманутых ремес ленником земляках со злостью человека, оскорбленного и за них самих, и за город, ко торый будет возведен «корневым, опорным народом», и за женщин, которых «берегут, как табак». Сам же Л. Аврясов ко всем тем, кого написал, проявил не дежурное, а, по Пастернаку, «взволнованное внимание». Конечно, есть в «Интервью» стихи или не достаточно прописанные по мысли («Дове рие»), или заданные («В Херсоне узнал, что такое арбуз...») Есть и неточные строки: «Над бездной сна висим одной ногой» (?), «служитель слова «долг», «так и м.нутся, будто весы, бёдра» (?) — здесь упрямство поэта спасовало, слух подвел, рука дрогну ла. Но простим эти просчеты ради целого: «Интервью» книга получившаяся, живая, своя — это бесспорно. А. Кобенков
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2