Сибирские огни, 1985, № 8

зал на улице утром, что женишься — я поняла, что тебя искала. — Она горько усмехнулась. — Спасибо Косте. — А что? — миролюбиво кивнул Альберт. — Правда, спасибо. «Теленок, простофиля...» — долго над ним измывались холостые ин­ женеры в отделе. Вот уже три года, как он женат. Мог бы и квартиру выбить — но как без ребенка выбьешь?! Ребенка родить в доме отчима? Светлана боялась овчарки. ...Альберт очнулся перед дверью начальника группы перевозок. — Сынок, — его теребил за локоть старик. — Не пропустишь вперед? У меня дочка болеет... вот еду... — Д а , да... конечно...—стыдливо закивал Альберт, и снова, в который раз, как будто в первый раз, накатил страх — что там с отцом?.. Н авер ­ ное, лежит, задыхается... ему вливают в вены і-люкозу... камфору... Свет­ лана рассказывала, как это бывает. А сын стоит, как баран, вдали от него — и не может голос повысить. Старик прорвался в кабинет. Следующим зайдет Альберт! Хватит! Хоть ради отца он может стать другим?! Как увидятся они, если выпадет это счастье?.. Вот ведь как бы­ в а е т— еще день-два назад, неделю назад, месяц назад Альберт мог сесть на самолет и перелететь на запад, на Каму, на родину, где ходит по своим полям угрюмый из-за мыслей и разочарований, но добрый, с наивной душой человек. Роста он невысокого, широкоскулый, курносый, плешь в полголовы. Он в жестком старом брезентовом плаще и стоптан­ ных сапогах. Дует ветер, мать кашне ему повяжет ^ Ибрагимов отмах­ нется: «Яра-ар!..» Это «ла-адно» по-татарски. Мать сунет ему в карман пирожок: «Съешь... нельзя тебе при твоей язве голодным ходить!» — «Яра-ар!..» Он знает все про землю, про хлеб, про погоду. И Альберт с ним мог д аж е скучать?! Неблагодарный, ленивый, унылый сын! Все бы ему паяльник, лампу с золотистыми пластинками внутри! Радио — всего лишь связь между людьми. А зачем, во имя чего их связывать — подумал?! Надо бы отцу покоя не давать: «Расскажи про твердые сорта пшеницы! Расскажи про мягкие! Р асскажи про твердые характеры своего времени! Р асскажи про нетвердые...» Отец должен бы жить сто лет. Неужели у него прободная язва?! И ему делали операцию? Не по­ лучилось — повезли в Казань?.. В тако.м случае сыну сообщили бы, мать бы написала. Отец привык есть все, что угодно. Скорее всего, инфаркт. Но как он с инфарктом попал в Казань? А если инфаркт сва­ лил отца в Казани? Но зачем он туда поехал в самую страду?.. Еще полгода, год назад Альберт мог видеть в любое время отца, а сейчас неизвестно, увидит ли живым. А может, еще повезет? И свалится ему в руку золотая монетка с орлами по ту и по эту сторону, как шутил отец, когда к Черной бабушке приходили молиться ее подружки-ста­ рушки,— они увидятся. ■ Изможденный, желтый, Ибрагимов-старший тускло блеснет полу­ закрытыми глазами. Скажет: — Улым. (Это значит — сынок.) Скажет: — Улям. (Это значит — уімираю.) Нет, нет!.. Этого не будет!.. Сзади напирали. Кто-то плакал и по­ вторял; «Господи, господи!..» Девушка возмущалась: «И откуда в конце августа эта метель?! С ума сошла погода!» Старческий голос пояснял; «Почитайте Апокалипсис... З а грехи наши велии...» Встрял злой укр а ­ инский тенорок: «Що ты мене?! Я не блудив... я тильки...» — и далее шло непотребное слово. «Товарищи, постеснялись бы... в очереди...» Здесь, кажется, татар нет совсем. Легче стало бы Альберту, если бы он, услыхал от какой-нибудь старухи: «Ой, алла...» Хоть он и писал отцу, и при встрече говорил, что в Сибири много татар, что хакасы — те