Сибирские огни, 1985, № 8

убитые деревья, а к деревьям Леонид отно­ сился с особым чувством, как к живым су­ ществам, что, кстати, не так уж далеко от истины; работы крупного индийского учено­ го Джагадиса Бозе доказывают у растений наличие некоторых аналогов чувств (кста­ ти, книга Бозе имеется в библиотеке Мар­ тынова). В стихах Мартынова мы находим диалоги с деревьями, беседы с ними, свою судьбу он иногда сближал с судьбами де­ ревьев. И я топором был под корень подрублен. Но не был погублен, я не был погублен... Нарождение нового месяца — начало но­ вого периода времени, обещание грядущих событий, напоминание о непрерывном об­ новлении времени, о необходимости быть готовым к переменам. В те годы Мартыно­ вым жилось трудно, заработок у Леонида и Нины Анатольевны был скудным, они по­ просту нуждались. Показывая молодому ме­ сяцу серебряные монеты и видя его с пра­ вого глаза, который в жизни человека име­ ет более важное значение, чем левый (при­ целиваются, например, правым глазом, за­ крывая левый), Леонид высказывал свое желание добрых перемен в наступающем новом периоде жизни... Вообще же во всем этом было не столько следование приметам и, конечно, не слепая вера в какое-то предопределение,—Марты­ нов был абсолютно чужд какой-либо мисти­ ки,— а ощущение себя частицей окружаю­ щего мира —• большого и малого, земного и космического. Не было в этом ничего на­ рочитого, искусственного, никакого ориги. нальничания. Мартынов просто входил в окружающий мир, как его частица, части­ ца, зависимая от всех явлений природы. И он не проходил мимо любых естественных природных проявлений,— об этом достаточ­ но ярко говорят многие его стихи,— нахо­ дил в них причины и следствия многих жи­ тейских событий, всегда связывая явления природы с существованием человека, с воз­ действием природы на людей и, в частно­ сти, на его собственное состояние. Совре­ менная наука не отрицает таких взаимосвя­ зей. Нередко истоки поведения Леонида были глубоко запрятаны в его сознании, лю­ дям, не знавшим близко Мартынова, его реакции казались необоснованными или не­ понятными. Новые вещи он не любил, например, по очень простой причине. В Омске, после дол­ гих лет лишений, Мартынов смог наконец купить себе новый костюм. По нашим поня­ тиям того времени, это был великолепный костюм — синевато-голубого цвета, удиви­ тельно / шедший к светло-русым волосам Леонида, прекрасно сидевший на его спор­ тивной фигуре. Нина Анатольевна была сча­ стлива, да и сам Леонид чувствовал себя в нем как-то иначе, увереннее, что ли... Про­ шло всего несколько дней, и костюм, кото­ рый был одет только один раз, украли... Я не скажу, что это было трагедией, но Нина Анатольевна плакала и была потрясена та­ кой потерей; Леонид, со свойственным ему, как говорил впоследствии Анатолий Гидаш, «беспощадным оптимизмом», пытался уте­ шать ее, но и сам был огорчен... После это­ го случая у него на всю жизнь осталось на­ стороженное отношение к новым вещам, до последних лет жизни он предпочитал но­ сить старые, уже обношенные... Иное было со спичками. Мы так и не узна­ ли причину нелюбви Леонида к запаху зажженных спичек. В новелле «Бойскаут­ ская шляпа», вошедшей в книгу воспомина­ ний «Воздушные фрегаты», он пишет, что отвращение к запаху спичек у него было с детства, и только... Восприятие природы у Леонида Мартыно­ ва было обусловлено в значительной степе­ ни мыслью, что природа — стихийный ху. дожник, созидательница многих прекрасных творений, первым из которых является че­ ловек. Когда он ходил по лесу, по полям, по берегам рек, по холмам, по улицам селений, в Москве на Ленинских горах или в подмо­ сковном селе Степановском и его окрестно­ стях, где Мартыновы последние четверть ве­ ка жизни проводили каждое лето, он всег­ да находил настоящие образцы искусства природы. Особый интерес он питал к кам­ ням. Они словно сами натыкались на него в самых неожиданных местах. Идешь, бы­ вало, рядом с ним и ничего не замечаешь особенного, а он наклонится и поднимает с земли камень, который и при ближайшем рассмотрении оказывается удивительным по- своим очертаниям. Как-то, приехав с Ниной Анатольевной ко мне на 16-ю Парковую, идя от такси до дома, он подобрал кусочек песчаника, удивительно напоминающий про­ филь нашего общего знакомого поэта Ни­ колая Семеновича Тихонова... И таких не­ ожиданных находок у него было много... Он никогда не пытался улучшить найден­ ный камень, что-либо процарапать на нем, отколоть, прочертить, отбить... Лома у него были собраны целые коллекции камней-на­ ходок. Они лежали живописными группами на окне, на книжных полках, на столах, на шкафах. Их можно было подолгу рассмат­ ривать и находить все новые и новые изо­ бражения в них. Одна из его наиболее лю­ бимых находок — камень, похожий на голо­ ву быка, найденный им в окрестностях Сте- пановского, был привезен им в Москву и стоит и теперь в его кабинете рядом с па­ лочкой-тросточкой, рукоятка которой похо­ жа на голову диковинной птицы. В кабине­ те все сохранено в том виде, как было при жизни Леонида. Лаже' старый пиджак нз дешевой грубой материн, в котором он обычно ходил летом за городом, висит на деревянных плечиках на шкафу,— кажется, сейчас войдет Леонид, наденет его, и мы пойдем с ним бродить по Ленинским горам и вернемся, отяжеленные находками... Не­ задолго перед смертью он выражал жела­ ние, чтобы часть из найденных камней была бы вмонтирована в надгробье... В свое время я окрестил, шутя, Леони­ да — Петрофилом и даже составил два фо­ тоальбома, посвященных этому его увлече­ нию. В одном были помещены снимки, сде­ ланные во время приезда Леонида и Нины Анатольевны в Абрамцево, где моя семья снимала дачу, о походе в долину лесной речки Яснушки — там было подлинное цар­ ство необыкновенных по своим формам ка'мней. Во втором — снимки наиболее ин­ тересных камней, собранных Леонидом в Степановском, на берегах Истры, на Ленин­ ских горах, в Крыму, в Сочи... Каждый ка­ мень для него был своеобразной страницей книги природы, которую он мог читать, про­ никая в глубины прошлого, в законы сти