Сибирские огни, 1985, № 8
Чувство неловкости все больше охватыва. ло меня... .Ѵіартынов был в белой рубашке с корот кими рукавами, в старых, много ра.з стиран ных и хорошо отглаженных белых брюках и дешевых матерчатых полуботинках, ста рательно начищенных зубным порошком... Странно, но эти дешевые полуботинки, та кие же, как и у меня, неожиданно сняли неловкость встречи, и я, еще не понимая, чем вызван приход Мартынова, просто же лая помочь ему и себе, вынул из ящика мо его стола,— простого кухонного, на пись менный я еще не заработал,— номер журна ла с «Увенькаем», раскрыл его, готовый сказать Мартынову о том необыкновенном чувстве радости, которое охватывало меня при чтении этой поэмы... Но прежде чем я вымолвил слово, Мар тынов увидел текст поэмы, испещренный моими пометками, подчеркиваниями и. зна ками на полях... Лицо его сразу стало жестким, углова тым, глаза мгновенно потеряли голубизну и уставились на меня... — Так! — сказал он, выпячивая вперед нижнюю челюсть, что, как я потом уже уз нал, означало у него крайнюю степень на пряжения— Так!.. Значит, правда, что мне сказали... — О чем? — спросил я, не понимая, что так возбудило моего гостя Мартынов молча пересек комнату, вернул ся ко мне и, бешено взглянув на меня, взорвался; — Что ты понимаешь в поэзии, ты— мальчишка!.. Ты же ничего не смыслишь!.. Это было так неожиданно и непонятно... Я молчал, глядя на Мартынова, а он, уста вившись на меня побелевшими глазами, скривив рот, процедил сквозь зубы: — Показывай, что .ты там состряпал!.. Мне все стало ясно... Чувство несправед ливости и обиды подкинуло меня, я вскочил со стула и, встав перёд Мартыновым лицом к лицу, заикаясь от волнения, накинулся на него, говоря... Впрочем, не буду повто рять, что я наговорил тогда, оба мы были слишком возбуждены, чтобы выбирать вы ражения — он, обвиняя меня в том, что я, ничего не смысля в поэзии, хочу опорочить его работу из мелкой зависти, а я его — в легковерии и потакании гнусным сплетням... После бурной перепалки истина проясни лась. Мартынов успокоился, глаза его сно ва стали голубыми, но я, возмущенный на говором, не мог успокоиться, порывался не медленно пойти к виновнику сплетни и с помощью физических мер доказать ему, что он подлец и негодяй... Мартынов остановил меня: — Не нужно, Виктор... Может быть, тебя не поняли, да и я погорячился зря.. И мы вместе пошли на улицу Красных зорь, к Нине Анатольевне, которая, как по ведал мне Леонид, была расстроена не меньше, чем он сам. По дороге случившееся стало восприни маться нами уже в комическом виде... Едва переступив порог маленькой, без окон комнатки, где жили Мартыновы, Лео нид сказал Нине Анатольевне, сидевшей на кровати с книжкой в руках, которую, судя по ее озабоченному виду, она не читала: — Не волнуйся, Ниночка, все оказалось неправдой. Виктор наш друг... И тут я увидел, как мгновенно перемени лось лицо Нины Анатольевны, как слетели с него озабоченность и тревога, и оно стало милым и красивым. Прекрасными, меняя лицо, стали и ее глаза, взглянувшие на ме ня с благодарностью... В этот вечер, беседуя о разных разностях, мы долго сидели за маленьким столиком- тумбочкой в тесной комнатке, скорее закут ке, где помещался только один стул, предо ставленный мне, гостю. Мартыновы сидели на кровати, застеленной суконным одея лом... С этого дня наше сближение, которое ис подволь подготавливалось уже давно, стало фактом и не нарушалось до смертного ча са Нины и Леонида Мартыновых... ЧЕРТЫ ЧЕЛОВЕКА У Леонида Мартынова было немало та ких черт в его характере и поведении, ко торые людям, мало его знавшим, казались по меньшей мере странными. Многие счита ли его человеком суеверным, пленником различного рода примет, как народных, так и выдуманных им самим; иные упрекали его в стремлении к оригинальничанию; третьи пожимали плечами и считали его чу даком; у четвертых его поведение вызывало только раздражение... Еще в Омске, при первом сближении с Леонидом Мартыновым, я думал о некото рой власти суеверий и примет над ним, и это казалось мне странным — в моем пони мании следование суевериям и вера в при меты были несовместимы ни с культурой, ни со знаниями, а Леонид несомненно об ладал и тем и другим. Первоначально я про сто недоумевал, сталкиваясь с некоторыми его поступками.. Так, например, встретив воз сена; он старался ухватить из него клок и спрятать в карман. При встрече с возом дров —Леонид мрачнел, примета была дур ной. Молодой месяц он старался увидеть обязательно с правой стороны, показывал ему на ладони серебряную мелочь, загады вал желание. Он не переносил запаха за жженных спичек, старался как можно мень ше пользоваться ими, а когда появились электрические зажигалки, спички вообще были изъяты им из домашнего обращения. Если кто-либо из гостей, не зная об этом, зажигал спичку, прикуривая папиросу, это неизменно вызывало в нем бурную реакцию и надолго портило ему настроение... Не лю бил он и новые вещи, предпочитая им ста рые, уже поношенные костюмы, рубашки, свитеры... ^ Все это поначалу казалось странным и не понятным. Однако по мере сближения от крывались внутренние мотивы такого пове дения. В основе его были всегда реальные причины, а не суеверие, не слепое следова ние приметам.. Явления окружающей жизни Леонид Мартынов воспринимал глазом и чувством поэта, видя за поверхностью глубину, пер вичные основы, корни народной мудрости. Воз сена, например, хорошо уже потому, что знаменует собой сытную зимовку для скота, а следовательно, спокойную жизнь людям, и он спешил символически приоб щиться к этому. Дрова — мертвый лес.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2