Сибирские огни, 1985, № 8
зяин ялика ничего не нес в себе от прозаи ческой^ профессии, которую мы, по нашей зеленой молодости, склонны были несколько презирать. Сергей был превосходно сложен, с мошной грудью, с могучими бицепсами, с сильными красивыми ногами. Он казался «ам_ воплошением мужества, эталоном муж ской красоты. Кстати, вскоре Сергей поки нул магазин и стал работать в цирке. Люби тели арены, наверное, и сейчас помнят его атлетическую фигуру в группе партерной гимнастики. Он держал на себе трех по добных ему атлетов... Так вот, жарким июльским днем,—Сер гей и я со своим приятелем,—шли на ялике по Иртышу, от улицы Проломной к устью Оми. Мы уже владели терминологией па- рушого дела —всеми этими фордевиндами, бейденвиндами, гротами, кливерами, шко тами и тому подобной премудростью, кото рой охотно шеголяли в разговорах с одно летками... Ветер был свежий, я сидел на кливере, Сергей управлял гротом и руле.м, а мой при ятель изнывал от нетерпения, когда я пе редам ему шкот кливера... Ялик наш бой ко шел вперед, вода, журча, убегала из-под его кормы, и мы были счастливы, ошушая себя настояшими морскими волками... И вот, когда мы вышли на простор Ир тыша, недалеко от впадения в него Оми, от куда ни возьмись, стремительно нагнала нас яхта. Она бесшумно пролетела мимо нас, обездвижив на мгновенье наш парус, закры ла солнце и лихим поворотом «срезала» нам нос. В этот миг я и увидел Леонида Марты нова. Переброшенный грот яхты открыл мне его — он стоял у мачты, держась за ванты, в одних трусах, бронзовый от зага ра, стройный, светловолосый... Пожалуй, для нашего тогдашнего идеала мужчины он был тонковат, но соразмерность фигуры, гордая постановка головы и какое-то непе редаваемое изящество всего его облика на фоне белоснежного паруса яхты искупало недостаток мускулатуры... Белопарусная яхта, синее небо, желтый береговой увал вдали, под которым раски нулась зеленая пойма Замарайки, и брон зовотелый юноша у мачты,— вся эта мгно венно промелькнувшая картина так вреза лась в память, что и сейчас, спустя более чем полвека, она стоит перед глазами, кац одно из прекрасных видений моего отроче ства... Но это был лишь миг... Мы увидели кор му яхты и на ней взрослого, по нашим по нятиям, человека, который, смеясь, показы вал нам кончик веревки, зажатой в кулаке. Это было для нас тягчайшее оскорбление!.. Сергей стал багровым от обиды, пытался пуститься, сгоряча, вслед за яхтой, на бор.’ ту которой мы различили надпись — «Ша лунья»... Но куда там!.. Яхта уходила от нас, как от стоячего бакена... — Профессор... Математик...— мрачно сказал Сергей, скомандовал мне: —Отдай шкот! — и повернул ялик на другой галс... Настроение наше было испорчено. Полные негодования «а профессора, хозяина яхты, мы, короткими галсами, против ветра, по^ шли обратно на место стоянки нашего яли ка... Потом я НС один раз встречал Мартынова и на мосту через Омь, в те годы единствен но ному, где всегда можно было встретить зна комых, и в редакции газеты «Рабочий путь», где мы, учащиеся школы-девятилетки имени «Парижской коммуны», считались юнкора ми, и на берегу Иртыша. Мартынов выгля дел иным, чем в тот миг, на яхте. Поста новка головы, несколько откинутой назад, казалась надменной, а шея тонковатой для столь крупной головы, и все же первое впечатление, тогда, на Иртыше, оставалось непоколебленным — движения Мартынова были, точны и легки, походка стремительна, ' взгляд светлых глаз — проницателен, чув ствовалось, что человек он не простой. Но самыми необыкновенными в его наружности были кисти рук — сухие, с тонкими подвиж ными пальцами, удивительно соразмерными по своим очертаниям, они сразу останавли вали на себе внимание. Привлекало нас, ир тышских мальчишек, и то, что он был пре восходный пловец — для него ничего не стоило переплыть Иртыш туда и обратно, без передышки... Мартьшов был уже известен в Омске как поэт и как журналист, который не боялся посещать скопище притонов —Мариуполь ские землянки, писал о заиртышских каза хах, живших в ауле Каржас, против горо да, об их бедах, о борьбе бедняков с баями, о судьбах казашек... И эта жизнь его при влекла меня, казалась мне романтичной. Мне очень хотелось познакомиться с Мар тыновым, но я был крайне стеснительным, недавно только излечившимся от тяжелого недуга — заикания, мучившего меня с пяти лет, да и разница в годах,— он был старше меня на семь лет,— тогда казалась непре одолимой... Встречи на Иртыше — а его по- прежнему нередко можно было видеть на профессорской яхте, совершено недоступной для нас, мальчишек,— совсем отдаляли от него. Впоследствии, когда мы уже стали друзьями, я вспоминал об эпизоде на Ирты ше, которого Мартынов, конечіно, не пом нил, но яхту «Шалунью» и ее хозяина пом нил хорошо и говорил мне: — Я был на ней случайным гостем, про фессорская среда лишь терпела меня, недо учку, не кончившего даже четыре класса гимназии и дерзнувшего служить музам... Притом еще газетчика, который давал в «Рабочем пути» разные бытовые, уголовные и другие корреспонденции. Ни профессор Иозефер, талантливый математик, служи тель науки, в кбторой я был полным профа ном, ни профессор Драверт, признанный по эт, минералог, уже тогда занимавшийся проблемами космоса,' не воспринимали ме ня, мальчишку по их понятиям,— мне же тогда было чуть за двадцать,— серьезно. Во всяком случае, ты был ближе мне, чем вся эта профессорская компания... Дело было только в возрасте. Семь лет разницы тогда казались очень большими... Однако все это было не совсем так. Мар тынов уже в те годы отличался глубоким пониманием современности,— об этом до статочно убедительно говорят его ранние стихи,— он был во многом даже впереди профессоров, в среде которых было немало косного, и, конечно, по знаниям, по разви тию, по житейскому опыту он намного опе режал меня. Мартынов повседневно сталки вался как работник газеты с различными явлениями тогдашней жизни. Ему уже в то время было присуще острое чувство вре.ме -
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2