Сибирские огни, 1985, № 8

душевным переживаниям. Подтверждает это и сам автор: Э. да что об этом говорить! Д ух мой молодеет и гордится: Облик новой красоты открыть Всякий раз — как заново родиться! (Перевод И. Ф о в я к о в а) «Новая красота», открывающаяся Борису Укачину, это — новый, более опытный, более вдумчивый взгляд на свое бытие. Прав Ва­ лерий Чичиков, когда утверждает; «Лирика стихийного отображения переросла в лири­ ку отражения, осмысления действительно­ сти, что Хорошо отвечает творческому обли­ ку Бориса Укачина, стихи которого теперь носят философско-аналитический характер». Аналитичность Борис Укачин опять-таки берет из жизни, используя одно из наиболее сильных свойств своей поэтики — повество­ вательное начало. Вот, скажем, стихотворе­ ние «Письмо поэту Кайсыну Кулиеву, от­ правленное с дороги» в сборнике «Кален­ дарь души» (1982). Повествовательность рассказа автора переходит в аналитическое умозаключение: Журчит вода, кусты шумят во мгле. Сверкают звезды в темно-синей тверди. Но только человеку на земле Доступна мысль о жизни и о смерти. (Перевод И. Ф о н я к о в а ) Мы выбрали не самые удачные стихи, но они наглядно показывают, что для Бориса Укачина сегодня мало только одного факта, мало жизненного наблюдения. Он, отталки­ ваясь от них, стремится открыть в окружа­ ющем мире — через свое «я» — новую красо­ ту, постичь поэтические законы вселенной. Вспомним, что и перед фольклором стояла именно такая задача — дать объяснение, толкование «жизненной механики». Может быть, такой взгляд покажется несколько утилитарным, огрубленным, но в своей ос­ нове он верный, ибо искусство во все време­ на не только ставило вопросы, но и отвеча­ ло на них. Борис Укачин наследует эти традиции. Порой он просто перефразирует фольклор­ ные образцы (например, такие «заимствова­ ния», обработанные рукой художника, мы встречаем в разделе «Говорят алтайцы» — здесь и пословицы, и загадки, и меткие ре­ чения, почерпнутые из записей фольклори­ стов 'ѣ В другом случае Укачин пользуется стилизованным языком: в чащ е сияющий. Мрак разгоняющий. Голодного насыщающий. Силы усталому возвращающий. Ярче, огонь, гори — Маленькое, ручное. Солнце мое земное! (Перевод И. Ф о н я к о в а ) Но в отличие, скажем, от Бронтоя Бедю- рова, таких открытых переложений фоль- ь «Камню река говорит: «Побежим!» Камень в ответ говорит: «Полежим...» — двустишие Бориса Укачина. Оно есть не что иное, как разгадка ал­ тайской загадки: «Один говорит: «Побежим», дру­ гой говорит: «Полежим». (Отгадка — «Река и ка­ мень»), Таких примеров немало в цикле «Говорят алтайцы». Кстати, интерес к фольклору у Бориса Укачина, можно сказать, семейный: его жена К. Е. Укачина всю свою жизнь посвятила собира­ нию и публикациям образцов народного творчест­ ва, в частности алтайских загадок. клорных образцов у Бориса Укачина мы найдем немного. Он занят другим — найти ту «золотую середину», то «золотое сечение», которое бы позволило говорить на самые что ни на есть современные темы стихом красочным, ярким и неповторимым. Именно здесь идут «лабораторные поиски» слова у Бориса Укачина. Помните, его сравнение «Тонкий месяц, словно рог марала...»? Оно, как говорится, в стиле и в духе народной образности. А вот как автор в последних книгах обыгрывает примерно такое же сравнение, но уже выпи­ санное иначе, в современной транскрипции: Посреди суровых гор Алтая М аленькая плавает луна. Или то чабанка молодая С маленьким фонариком, одна. Бродит по горам, тропу теряет. В сумерках отару собирает?.. (Перевод И. Ф о н я к о в а ) Живая, тонкая картинка, и разве не на.м светит этот «маленький фонарик» чудесной находки поэта?! Говоря о «полутонах» в лирике Бориса Укачина, мы не обойдем вниманием такие его прекрасные стихи, как «Женщина расче­ сывала ночь...», «Раз проснулся я; луна...», «Ночь в горах» и другие. В них есть какое- то еле уловимое восточное влияние, где тон­ кость и недосказанность письма напомина­ ют волшебную лунную дорожку, которая как бы тянется от этих строк. Осень. Пусто в горах,— аскетический пейзаж, переданный двумя- тремя словами да еще удивительно зримой приметой: у бегущей воды — Хоть еще не застыла — стада не теснятся. Их прощальные. вмерзшие в землю следы Под покровом снегов до весны сохранятся. Но поэт не был бы поэтом, если бы обо- рвял на этом стихотворение, довольствуясь изящной природной зарисовкой. Нет, он идет дальше, еще раз подчеркивая осеннее одиночество, но находя интересное сравне­ ние: «Ни души. И скучают, как женщины, горы». От этой находки идет концовка: ' Словно вдовы стоят неподвижно-тихн. А кругом, по долинам — ни слова, ни смеха. — Эге-гейІ — я кричу.— Где же вы, пастухи?! —Эге-гей! Эге-гейІ — откликается эхо. (Перевод И. Ф о н я к о в а ) Такая поэтическая тонкость проистекает из традиций народных лирических песен (кожон). Но в поэзии Бориса Укачина нам встречаются и столь же традиционные ко- кыр — шутки, алкыш— благопожелания. Вообще, поэт любит жизнь, все ее проявле­ ния. Ничто ему не чуждо. Если бы проводи­ лись в современном Горном Алтае состяза­ ния певцов в остроумии и образности ре­ чи— те игрища, которые были распростра­ нены в старину, наш поэт, безусловно, стал бы одним из победителей. Юмор его нена­ вязчив, он исходит из самой ситуации, из «завиральных» охотничьих рассказов или анекдотов сельской жизни.