Сибирские огни, 1985, № 8

Как видим, повесть Е. Карпова многими своими главами обращена к самым острым проблемам и конфликтам, связанным с раз­ витием сельского хозяйства на рубеже 60—70-х годов. Но, как известно, подобного рода проблемы и конфликты в художест­ венном произведении должны быть не про­ сто заявлены и провозглашены, но войти, что называется, в плоть и кровь героев. К сожалению, достигнуть такого органическо­ го соединения, когда какой-то сугубо про­ изводственный конфликт, сугубо утилитар­ ная проблема становится одной из «больных струнок» в характере героя, входит в круг его первоочередных духовных интересов (вспомним, как органичны в этом смысле шолоховские Давыдов и Нагульнов) — до­ стичь этого Е. Карпову, прямо скажем, не удалось. По сути почти все проблемы и конфликты (исключение составляет лишь приведенная выше история с кукурузой), затрагиваемые в этом обширном повество­ вании, поданы и разрешены в газетно-очер­ ковом плане, в виде более-менее простран­ ных монологов, рассуждений, авторских отступлений. Приведу один очень характерный эпизод. Вот едут по бурунам в одной машине Вик­ тор Николаевич и первый секретарь рай­ кома Адам Суренович, едут и, как водится в таких случаях, ведут неторопливую бе­ седу о том о сем. А строится эта беседа следующим образом: сначала Адам Суре­ нович «рассказал какой-то не очень смеш­ ной анекдот, потом сплетню районного мас^ штаба, потом затеял разговор о предстоящей зимовке, как всегда трудной. Легкой в бу­ рунах никто не помнил. Вечно что-то не успевали отремонтировать, утеплить. В хо­ зяйстве, скажем, сто овец, а кормов на складах на семьдесят. Ни продать, ни за­ резать на мясо не разрешают, и получает­ ся — овцы к весне или подохнут с голодухи, или до того истощают,, что заново откор­ мить их стоит дороже, чем купить новых, крепких... Поговорили и стали дремать. До самого Ставрополя ехали молча». Вот так, между прочим, между «не очень смешным анекдотом» и «сплетней районного масштаба» затрагивается одна из самых больных проблем животноводства, которая вполне могла бы (и достойно была бы!) обратиться в отдельную самостоятельную главу... Тут снова невольно приходит на память «Поднятая целина», где нет проб­ лем только названных, только затронутых одним прикосновением пера. Уж если Шо­ лохов касается какой-то проблемы, пусть даже второстепенной, в чем-то даже смехо­ творной (вроде обобществления «курсй и прочей мелкой живности»), то проблема эта под его пером получает полное художе­ ственное развитие, рождает по сути само­ стоятельную законченную 'новеллу... Здесь же — «поговорили и стали дремадь». На этом же уровне — поговорили, поспо­ рили, разошлись — разрешаются и все дру­ гие проблемы. Оттого и повесть, начатая с таким замахом, обещавшая напряженное, ■увлекательное повествование, превращается уже где-то с четвертой-пятой главы в раз­ вернутый, многостраничный проблемный очерк, в котором есть и живые сцены, и дельные, правильные мысли, но нет глав­ ного, составляющего основу всякого худо­ жественного творения,— многогранных че­ ловеческих характеров, сложных человече­ ских судеб. Хотя автор в этом смысле ста­ вил себе цели самые высокие — пытался со­ здать произведение истинно художествен­ ное. Но не получилось. Не получилось пото­ му, что герои Е. Карпова всего-навсего ис­ правные функционеры, действующие стро­ го по заданной им автором программе, а потому сравнительно легко, буквально по известной поговорке «точно орешки щелка­ ют», одолевающие одно препятствие за дру­ гим, Прежде всего это относится к главному персонажу —Александрову. Вот, к примеру, как просто, ловко и остроумно приобщил Виктор Николаевич чумазых, погрязших в пьянстве солёновцев к культуре. Взял да и попросил однажды у правления денег «на покупку ста кустов роз и инструментов ду­ хового оркестра». «...— Купили мы осенью эти самые цветы и трубы,— рассказывает главный бухгалтер колхоза Федор Иванович.— Высадили сто кустов роз, посадили тюльпаны, одиннад­ цать голубых елей. Слышите? Голубых! Это в Солёном, в наших адских бурунах. И что?! А прижились все до одной... А в мае следующего года расцвели розы, тюльпаны и гиацинты...» Что же касается духового оркестра, тут вообще чудо произошло. «Од­ нажды перед вечером я уснул...— продол­ жает свой рассказ Федор Иванович,—Сплю и слышу музыку. Да такую красивую, ка­ кую никогда не слышал наяву. Дух у меня от той музыки захватило... Ну вот. Услышал я во сне неземную му­ зыку, а потом стал просыпаться — и сооб­ разил, что музыка играет наяву. Духовой оркестр. Да неужели, подумал я, это наши ребятишки за зиму так здорово научились играть... Ну, ладно. Подхватился я и кинул­ ся к конторе, к розам и танцплощадке, ко­ торую соорудили комсомольцы. А там — народищу! Сроду не знал, что в Солёном столько людей живет. Все пришли: старый и малый, мужики и бабы, русские и ногай­ цы, чеченцы и украинцы. Это был, скажу я вам, такой праздник, какого мы никогда у себя не видели». И настолько (притом сразу, отныне и навеки) прониклись солёновцы любовью к музыке, к цветам и голубым елям, что, ког­ да некий Егор Пантелеев срубил одну из елочек, местная комсомолия устроила ему такой самосуд со «снятием штанов», что больше уже никто даже пальцем не смел тронуть эту красоту... Столь же легко, оператгівно, без особых потерь и больших затрат претворяет Вик­ тор Николаевич в жизнь и все другие свои начинания: и проблему кормов решает, и клуб выстраивает, и новую школу, и боль­ ницу открывает. (Единственным по-настоя­ щему серьезным испытанием для Александ­ рова стала история с люцерной, за что, как мы помним, он чуть не расстался с партби­ летом, но это всего лишь досадное исклю­ чение, хотя именно этот конфликт и дал по- настоящему сильную, истинно художествен­ ную главу — увы, единственную в повести.) Вот эта легкость необыкновенная, эта победоносная лихость, с какой Александров добивается всего и вся, и не позволила ав­ тору создать интересный, сложный, много­ гранный характер. Не стали таковыми и ос­ тальные герои повести. Неглубокая, поверх