Сибирские огни, 1985, № 8

— Да ведь на каждом поле он не быва­ ет, а все меняется каждый день. Я завтра буду убирать напрямую. Самовольничать не советую,— остерег ее Перепелкин.— По технологической карте всю пшеницу косить в валок. Пять дней еще... а потом подборщики пустим. — В технологической карте погода не уч­ тена. Вон какая жара стоит, зерно-то твер­ деет с каждым часом. Потери же хлеба бу­ дут! А?.. Какие же у меня права, у бригади­ ра?! — Организовывать бригаду, выполнять все правила агротехники,— ответил Пере­ пелкин, садясь на мотоцикл. Когда он поехал, Ника крикнула: — Сухарь! Циркуль! Агротехника!..» Диалог, прямо скажем, на уровне газет­ ного репортажа, однако в этой словесной перепалке бригадира и агронома угадыва­ ется острый конфликт,— столкновение ка­ зенщины, «указивки» (выражение известно­ го очеркиста Г. Радова) с разумным, хозяй­ ским подходом к делу. И почему бы, спра­ шивается, этот диалог-спор не развернуть в законченную сюжетную интригу, почему не положить в основание пусть не всего романа, но какой-то его части? Но для пи­ сателя, похоже, это слишком хлопотное де­ ло: разбираться, докапываться до сути, тем более углублять да заострять. Посему уже на следующей странице в поле появляется вездесущий Николай Семенович, вниматель­ но выслушивает Нику и дает «добро» на прямое комбайнирование. И, как говорится, инцидент исчерпан. Вот, оказывается, как можно запросто отменять указания и уста­ новки «свыше»! Правда, автор оговаривает­ ся, что до этого Венкову пришлось выдер­ жать целую битву: его и в райкоме партии «строгали», и «прокуратура к ответу тяну­ ла...» Но к чему утомлять читателя подроб­ ностями этой борьбы? Куда проще в трех словах сообщить: «все обошлось благопо­ лучно». Что Г. Боровиков и делает, остав­ ляя «за кадром» самое по сути интересное, то, что несомненно сообщило бы его рома­ ну и социальную остроту, и гражданский пафос,^ да и сам сюжет изрядно бы оживи­ ло. Впрочем, справедливости ради следует сказать: автор все же пытается как-то ожи­ вить повествование, увлечь, захватить чита­ теля и пускает с этой целью в ход верное, давно испытанное на «полигонах» производ­ ственной прозы оружие. Я имею в виду мно­ гочисленные любовные коллизии, которым отданы в романе десятки страниц и кото­ рые, в отличие от конфликтов сугубо хозяй­ ственных, прослежены «от» и «до», доведе­ ны до пределов, до самых крайних крайно­ стей. Вот один из самых, пожалуй, «тугих» любовных узлов, завязанных в романе. Ни­ колай Семенович, приехавший и поселив­ шийся в Усовке один, без жены, которая не согласилась променять благоустроенную городскую квартиру и «любимую работу» на деревенское житье, увлекается заведу­ ющей свинофермой Анной Семеновной. По­ началу у этих уже немолодых людей скла­ дываются обычные дружеские, можно даже сказать, чисто добрососедские отношения. Николаю Семеновичу нравится запросто прийти к Анне Семеновне вечером в гости, посидеть в ее уютной горенке, попить чайку’, потолковать о колхозных делах. И хотя в деревне уже начинают судачить, что у «Се­ меновичей» роман со всеми вытекающими отсюда пикантными подробностями и амо­ ральными последствиями, на самом деле ничего подобного нет. Больше того, Нико­ лай Семенович всеми мерами стремится сохранить семью, зовет свою Тамару Нико­ лаевну в деревню. Но упрямая жена Вен­ кова, хоть и сама родом из деревни, никак не желает снова возвращаться «к навозу». И тогда происходит неизбежное: Николай Семенович вступает в связь с Анной Семе­ новной. Но связь эта 'длится недолго и за­ канчивается трагйчески. Из города прихо­ дит известие о том, что Тамара Николаевна больна. Движимый, с одной стороны, чув­ ством долга, а с другой, по настоянию са­ мой Анны Семеновны, Венков едет в город, чтобы во время операции быть рядом с же­ ной. Тамару Николаевну спасают, и она, в ответ на благородство мужа, соглашается, наконец, жить в деревне. А Анна Семенов­ на, успевшая к этому времени «понести» от Венкова, ложится в роддом и во время тя­ желых родов умирает... История, что и го­ ворить, скорбная, трагическая. Вот только сама, так сказать, литературная обработка этой истории, изобилующей массой неожи­ данных, стрессовых ситуаций, оставляет же­ лать лучшего. Как это ни покажется стран­ ным, но и в описании «страстей» автор про­ являет все ту же эвклидову прямолиней­ ность, все то же стремление сгладить, спустить на тормозах, разложить по полоч­ кам. Уж очень рассудочны, трезво-расчетли­ вы его герои даже в своих любовных пере­ живаниях, даже когда, по всем данным, их поступками должно руководить сердце. По­ тому даже благородство их выглядит ка­ ким-то фарисейским, лжегуманным, а порой просто-таки противоестественным. Вот, к примеру, как по уму, по совести рассужда­ ет Анна Семеновна, когда убеждает Венко­ ва немедленно ехать к больной жене; «...— Я не могу строить свое счастье на страданиях другой женщины. И тебя му­ чила бы совесть. Она, совесть-то, и сейчас нас обоих мучает. Я уже говорила, что тебе не надо разводиться с Тамарой Нико­ лаевной, а теперь, когда жизнь ее в опас­ ности — твой долг вернуться к ней навсег­ да». И далее, уже выпроводив Венкова за дверь, Анна Семеновна продолжает «мыс­ лить» в таком же духе: «Прежде всего она с самопохвальбой подумала о том, что не расплакалась при Венкове. Одобрила себя, что не сказала ему о своей беременности. «Не надо беспокоить его. Наладится у него с женой. А я рожу и скажу, что ребенок не его. Пусть не мучается». При мысли о ребенке Анне хотелось пла­ кать, но слез не было.» К сему остается лишь добавить, что по­ добного рода «страницы любви» вряд ли прошибут до слез и читателя. Ибо нет в них, в этих страницах, подлинных страстей, того накала чувств, который замутняет по­ рою разум человеческий, но благодаря кото­ рому и видишь, и ощущаешь, и веришь, что человек действительно любит. Тут. навер­ ное, можно было бы сделать скидку на воз­ раст героев; все-таки участники данного «треугольника» люди зрелых лет, солидные, степенные, и им сам их житейский опыт, да’ и служебное положение тоже, обязывают