Сибирские огни, 1985, № 8

тал в микрофон іминут десять, в упоении, сам не зная, что говорит... Ему казалось — она рыдает горючими слезами, дав себе зарок отныне лю­ бить его до смерти... Но на следующий день она мельком бросила ему в школе: «Включила я... треск... чепуха какая-то! Что там передавали?»— И внимательно, очень серьезно посмотрела одну секунду ему в глаза. Альберт смешался и не нашел, что сказать. А перед Новым годом он был у нее дома с товарищами, сочиняли стенную газету, и вдруг он заметил в углу, вместе с другими игрушками младшей ее сестренки, возле куклы с оторванной ногой и свой прием­ ник Альберт незаметно вытащил наушник — у него динамики были на вес золота, а в гнездо всунул спичечный коробок с т ар акан ами , как раз перед этим наловил для подледной рыбалки, кто-то сказал , что на т а р а ­ кана зимой берет язь... А украденный дважды динамик вечером Альберт присоединил к новому своему изобретению и подложил бабушке в по­ душку. Бабушка, Черная бабушка, как ее звали в доме в отличие от покой­ ной Белой бабушки, сухонькая старушка с воспаленными черными, словно бы злыми, глазами, но добрая и очень любившая Альберта, была набожной — всю жизнь четки в руках. Слух у нее был звериный — зашуршит мышь в чулане, в подполе — она хв а т ал а тонкой жилистой рукой кота за шкирку и швыряла туда: «Ищи! Ешь!..». Она ра зличала по голосам всех коров в деревне и д аж е петухов, конечно, тех, кто по­ старше. В тот вечер она прикорнула пос.пе н ама за и от давления, как пехотная мина, приемник включился (ах, Альберт!..) Если б прозвучала русская речь, ничего бы страшного — старуха бы поняла: радио, розыг­ рыш. Но как на беду Казань передавала старинную татарскую песню, и пели-то ее на древний манер — хоро*м, под тальянку... Старуха л еж а л а , л ежал а — и заплак ала . Встала, снова расстелила коврик и принялась молиться. «Я... скоро умру... Моя мама и тетя зовут меня». Альберту стоило большого труда убедить ее, что это он подшутил. Его не били, отец стыдливо отвернулся, а мать не могла удержать слез... «Такой большой, а все еще дурачок мой сын. Ой, скоро мы состаримся, кто же нас будет любить и лелеять?..». А Венера на следующий день вовсе не поздоровалась с Альбертом. Д а , конечно, он зря вспомнил о ней. Не имело смысла. Костя Андрамонов пригласил на вечеринку подругу своей Оли — Светлану. Светлана, с белыми космами, остроносенькая, не очень краси ­ вая, все время опускала глаза — может быть, оттого, что некрасивая. Но она резко изменилась, когда выпила — раскраснелась, отплясывала чарльстон, мурлыкала, будто счастливая сама по себе. Парни из отдела тащили ее во все стороны, а Костя вес подмигивал Альберту: — Не теряйся... телок. Альберт, помедлив, подошел к ней. — Поздравляю! — засмеялась она (а с чем поздравляет? С тем, чго решился подойти? Или получил диплом? Ах, хитрая!..) и в эту минуту она была, может быть, самая красивая среди всех. З а какой-то час с т а ­ ла красивой. Альберт впервые подумал, что красота — функция, зави ся ­ щая от времени и дополнительных условий... А в Светлане была еще некая загадка, выражавша яся в том, что девушка время от времени ог­ лядывалась на ночное окно, где было мрачно и двигались фары машин. «Она что, боится одна идти домой? Или ее кто-то ждет?..». Светлана сказала, что она врач, что ее хочет взять в жены главврач больницы, но она не знает, как быть, потому что не любит его. Альберт ответил—конечно, если совсем не любит, не надо. Он со времени танцев в армии не видел близко женщин, хмель обжег мозг, и руки сами при ­ тягивали эту податливую смеющуюся женщину, которая все откидывала челку со лба и амотрела в окно, а потом и в зеркало, когда проходили в танце мимо зеркала... ...«Зеркало?.. Неужели будет так — зеркало, завешенное—черным?.. А почему завешивают? Чтобы мы не видели своего лица — а только 12