Сибирские огни, 1985, № 8
увидел над глазами собаки два светлокоричневых пятна... «Четырех глазы е собаки, прозвучал в ушах у него голос старого сказителя,— они всевидящие, всезнающие. Бога, спустившегося с небес,— увидят, и черта, вылезшего из-под земли,— заметят...» — Что это она взбеленилась? — удивились люди, на дерево смот рят, ^ е Болот сидит.— Может, белка там или бурундук? Ничего не увидела толстая женщина, сказала: — Худое чует собака. Горе какое-то кличет. Привяжите ее к моему седлу, а то покоя дочке не даст. Едем! З ацок али копыта, забрякали бляшки на сбруе, забулькала молоч ная водка в бурдюках, взметнулась пыль, зам елькали плетки — и вско ре все скрылись за косогором. Болот вздохнул облегченно. Наконец-то свободен! Четырехглазой собаки нету, а девочку он не боится. Спустился он с дерева и зашел в ту же самую юрту. В ' углу — четыре казан а с молоком, и столько золотой сметаны сверху, что и я г ненок не провалится. Девочка сидит, палочку строгает. Потеплело в груди у Болота. Так она похожа на его дочку — Кумижек-Ару. Склонился к ней Болот, попросил: — Милая, налей мне молока. Голоден я. Вот-вот умру. Но девочка не шелохнулась, головы не подняла, сидит, палочку строгает. Это я, я! Человек я, видишЬ? С Земли, с Алтая! Голодный, пони м аеш ь. взмолился Болот и, не удержавшись, прикоснулся к руке — Д зырт!— вспыхнули синие искры, грохнуло, пронзило всего не видимым огнем! Когда пришел в себя, у ви д ел— девочка лежит, еле-еле дышит. — Ой! Горе мне, горе!— закричал Болот, лицо ладошками закрыл — Ои, больно мне! Встань, девочка моя, поднимись! Я во всем виноват! Горе я д ля здешних людей! Враг я этому миру! Как же мне вернуться на Бемлю? Нет, не вернусь теперь... Темно, пусто в голове Болота. В груди горько, будто там желчи полно. Он бросился из юрты. Умереть бы! Пропасть совсем! Нет, нет, вдруг удастся вернуться домой, на родину. Эх, побывать бы на Земле-матушке, подышать своим воздухом по любоваться родным Алтаем, ощутить себя живым, здоровым, веселым, милую женщину Ай-Билдирлу приласкать, детей к сердцу прижать, поТу- лять на выданье дочери, сыну справить свадьбу, помочь всем... Погладить бы восьмигранную коновязь у родных дверей... Поесть, попить досыта... Кричит, бежит Болот, торопится найти тех, что сватать уехали. Н а до как-то сказать им, чтобы скорее вернулись, помогли девочке. Ни когда в жизни он не бегал так быстро — щаг шагнет — и десять махо вых саженей, другой шагнет — двадцать локтей. Вот только ни ветерка, душно, душно, в ушах шумит, сердце колотится, перед глазами пятна мелькают красные... Взлетел на перевал, видит в новой долине у подола черного леса — три юрты, дым над ними столбами. У коновязей много лошадей тол пится. Чуть поодаль на прясле краснеет свежая конская шкура. Черная собака учуяла его 'сразу , рванулась на привязи, зал а ял а И из всех лошадей только одна — черная — заметила Болота, всхрап нула испуганно, зарж ал а, закричала, точно режут ее, отпрянула в сто рону, разорвала повод и убеж ала в чернолесье. Болот зашел в юрту, откуда доносился громкий разговор, хохот, и не ошибся: все сидели тут. Чтобы никого не коснуться, присел-прнтайл- ся он в уголке у входа. Толстая женщина сидела, как водится, в почетном углу, во гл а ве очага.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2