Сибирские огни, 1985, № 8

где я теперь... Но и тогда жене не вытащить меня из этой ямы. Эх, а шаман, он ведь все приданое дочери вытянет!.. Ж алко , как жалко! Я столько лет добывал, он — за полдня утащит... Но пусть теперь жена ворчит, пусть кричит, что лучше бы она вышла замуж за Керема из ро­ да Кобяк. По.мыкается без меня, сразу поймет — каково оно без мужа... А вообще-то, кто ее знает? Может быть, она уже снова вышла замуж? Если мужа всю зиму нет, то и ждать нечего — зам ерз в горах. Нет, нет, зачем она Керему — у него и так две жены... Но ведь где две, там и третья — не помешает... Ну и пусть идет к Керему, пусть...» Проснулся однажды Болот среди белого дня и видит — в яме вдруг на миг потемнело, вверху крылья зашумели, это стая птиц перелетных кружок неба закрыла. «Возвратились, слава богу. Но до первого грома еще далеко.» «Да пусть он никогда не наступит — день первого грома,— горько думает Болот.— Никогда! Если так думать — время скорей пойдет. И н а­ че не обмануть его, проклятое в р е м я ! И вспоминать надо только пло­ хо е— и про жену, и про детей, и про всех людей, и про все на свете. Только так можно обмануть свое сердце...» Все чаще и чаще просыпается великая птица Улу, вскидывает го­ лову, глухо крухает и расправляет крылья. Человека на своей спине она не видит и не чувствует. И вот однажды утром на лицо Болота просыпались капли дождя, он проснулся и тотчас покрепче ухватился за шею великой птицы. И небо заговорило. Сперва далеко, тихо, еле слышно. Но после так загрохотало, что со стен ямы посыпались камешки. Птица Улу совсем пробудилась, встрепенулась, могуче захлопала крыльями и взлетела с громким криком. Крылья ее шумно ударили о края ямы, и в глаза Болота резко упал свет. «Прыгать! Скорей!» «Нет, нет, упаду в яму!» «Вот сейчас! Прыгай!» Но склоны горы внизу ощетинились, верхушки деревьев торчат как пики. Прыгнешь— проткнут насквозь. «Что делать? Остается — лететь. Что бы там ни было — лететь!» Зажмурился Болот, снова раскрыл глаза и невольно воскликнул восторженно: «Мама-а! Эне-е-е!» Как красив, как величествен, как высок и страшен Алтай! От удив­ ления даж е забыл Болот, что улетает неизвестно куда, и кто знает — вернется ли, останется ли в живых. «С такой высоты никто еще не ви­ дел Алтай,— и подумал,— если увидел такое — можно и помереть». Горы, горы, горы... Великие горы, горы — властители, горы — мудрые старцы... Во мглистой синеве, в колыхании марева, покрытые зеленью, свер­ кающие ледниками — стоят они торжественно, празднично. Не зря го­ ворили люди: «Алтай — пуп Земли, средоточье мира». Просторные долины ...'Лога и луга пестрые, как ковры... Льются, блестят большие и малые реки... Там, далеко-далеко, это, наверно, Катунь сливается с Бией. А дальше тянется степь— глазом не окинешь — и упирается в темную тайгу... В другую сторону посмотрел, это, наверно, и есть гора Уч-Сумер! Три главы-вершины, как три ледяных цветка,— сверкают, переливаются. О, родина моя! Не выпускай меня из-за пазухи! Не бросай, не те­ ряй меня! Пожелай, чтобы я вернулся! Ж ене и детям моим помоги! Шумит, грохочет ветер в ушах, сердце тесно колотится в горле, з а ­ дыхается сердце, меркнет свет небесный в душе Болота, душно, душно... «Прощайте, люди... Простите меня...» Очнулся Болот в-землях неведомых. Сидит посреди широкой до ­ лины, и сурки на него с любопытством посматривают. Похоже на Ал