Сибирские огни, 1985, № 7

теперь тут и звали — ц е и т р , в отличие от старого, оставшегося под названием г о р о д . И тетю Тасю, соседку, мать успела порадовать. В первый же вечер, покормив Юрия, засобиралась: «К Тасе схожу. Мы с ней по телевизору постановку смотрим...» Юрий засмеялся; «Иди, конечно.» Он знал, что постановку они посмотрят в другой раз; сейчас] скорее всего, телевизор включат только для виду. Речь у них с .тетей Тасей зайдет о нем, о Юрии. «Ведь смотри,— скажет тетя Тася,— живет не близко, а приезжает чуть не каждую неделю. И не пустой: то продук­ тов привезет, то денег оставит. Всем бы такого сына!» Это как приглаш е­ ние к другой, к больной теме: меньшой Тасин сын Мишка попал в испра­ вительную колонию. «Ведь отец-то у него,— скажет мать,— отец-то у него не из худших, мантулит всю свою жизнь! В кого вдруг такое?» И они еще долго будут решать, докапываться — отчего это один урождается весь в отца, а другой ни в соседа, ни в черта. И правда — отчего?.. Но вопросы вопросами, а вот времени в Тайге всегда почему-то на все хватало. В городе день уходит сразу и незаметно; вечером, после редакционной суетни, много не наработаешь, а утром опять на службу. В Тайге же Юрий успевал все сделать до обеда. Полдень, а ты уже свободен — дрова наколоты, вода привезена; впереди куча свободного времени. Иногда приходило в голову: живи он в Тайге, теперь, когда многое за плечами, забылся бы потолок, ощущаемый им в городе постоянно... В Тайге он мог пойти в ту же газету (кто откажется от профессионального ж урналиста?), в Тайге он мог, сдав свои обязатель­ ные строки, спокойно посидеть над своей «Лоцией», и уже не проспекта, хотя бы и главного, а целого города. В Тайге он всегда был бы п р и в р е м е н и . А в Новосибирске где ему это время взять? И мама... Конечно же, пусть гуляет, чего ей сидеть с ним? И кому, как не ей, радовать своих подружек? Почти все они под старость остались одни: дочки, сыновья, переженившись, разъехались — кто слесарит в Томске, кто развозит почту по Кемерово, кто работает в шахтах Анжерки и Суд- женска. Вот и остается старухам, повязав платки на трясущиеся головы, то жаловаться, то хвалиться. Много ли впереди жизни, хотя бы это успеть... На Юрия, если он оказывался рядом, внимания особого они как бы и не обращали — свой, разве что Музичиха вдруг глянет —і косо, по-птичьи. Юрий ее взгляда боялся с детства. Обижать она его не обижала, случалось, даж е подкармливала, нянькалась с ним, но уж больно своеобразной казалась ему ее жалость. «Сущий шкилет! — если уж завелась Музичиха, не остановишь.— Не жилец он у тебя, Поля, не жилец! Один шкилет, нет на нем никакого запаса! Час не покорми, сам собою замрет!» И тут же добавляла, противореча самой себе: «Хлебнет он у тебя, Поля, горюшка!» Мерный голос Музичихи буквально леденил Юрку; он до слез начи­ нал себя ж алеть — не может же Музичиха говорить неправду, она же старая! Музичиха, правда, всегда была старая. Нину Александровну Юрий, например, помнил еще прихорашиваю­ щейся^ перед зеркалом, расчесывающей длинные волосы большой тре­ щащей, сыплющей искры гребенкой, даж е бабку Муслимову с третьей улицы запомнил в угрюмоватых, но все же цветастых татарских п л а ­ тьях, а вот Музичиха всегда была с т а р а я — в одной и той же тело­ грейке зимой и летом, с суковатой палкой в руке, с постоянными одними и теми же пришептываниями, и голова у нее тряслась, кажется, уже тогда, когда он еще только кончал первые классы... К тете Тасе пойдешь? — спросил он мать, убирая посуду. Д а нет, наверное,— она почему-то не засмеялась.— Наверное спать ляжем . Ты хорошо поел? ’ — Я-то поел. А вот ты... Что там одно яйцо!