Сибирские огни, 1985, № 7
«сундук» на голову не прилетел». Потом «уазик» привез их по наружной дороге от одного портала к другому — к началу их маршрута, и Астахов доложил начальнику отряда: — Сбойка проведена с оценкой «отлич но». Проходка тоннеля завершена! После этого шапки и каски полетели вверх, к хмурому осеннему небу, а 25-тон ные МоАЗы, урча, рванулись в тоннель, чтобы вывести оттуда последние кубы по роды. Сбойка — это рождение и одновременно — прощание. Прощание не с новорожденным, а со старым другом. Потому что для тебя он родился не сегодня, а еще три года на з а д - к о г д а сверху капала грязная, глини стая вода и в сапоги набивалась и чавкала вязкая, холодная «каша», а сам ты, упи раясь брюхом в ручной перфоратор, вгры зался в грудь едва намечающегося забоя. ЧЕРЕЗ РАЗМЫВ Когда ему предложили возглавить 18-й отряд, занимавшийся прокладкой Северо- муйского тоннеля, Янковский согласился, хотя знал: проходка там не ведется уже два года. С того самсн-о дня, как щит нат кнулся на печально-знаменитый Ангарокан ский размыв — огромную чашу, заполнен ную водой, песком и валунами. Проходчики метко, хотя и не без злости, назвали ее «ая- гароканской помойкой». И вот два года, как грудь забоя напрочь забита во избе жание аварии, а отряд ведет подготовитель ные работы: проходит штольнн, боковые выработки и скважины наверх — чтобы откачать воду из этого подземного озера, опустить его уровень ниже уровня торнеля. Проходки нет — и отряд превратился в убыточный, настроение у рабочих «на то чке замерзания». Здесь был, без преувеличения, самый трудный и самый опасный участок БАМа. Но, может быть, именно поэтому Янков ский и согласился принять отряд. И еще — потому, что два года назад, наткнувшись на этот размыв, погиб его лучший друг. ...Фотография из альбома: на фоне пор т а л а ' новороссийского тоннеля сменный ин женер Янковский поздравляет победителя соцсоревнования, бригадира проходчиков Владимира Кожемякина. Кожемякин — на стоящий богатырь, с отбойным молотком уп равлялся одной рукой, словно карандаши ком ставил очередной автограф. Бывало, груженая вагонетка забурится, сойдет с путей — он ее небрежно брал за буфер и ста вил на рельсы. Впрочем, разве в этом — настоящая сила русского человека? Богатырь он был не толь ко телом. Когда в Северомуйском тоннеле его бригада напоролась на размыв, Коже мякин стоял на щите, ближе всех к груди забоя. Он первым понял: «авария!» — еще за мгновенье до того, как навстречу проход чикам рванулась лавииа жидкой грязи и камней. Уже потом инженеры вычислили: весь этот грязекаменный «коктейль» в чаше раз лома находился под огромным давлением. Впрочем, Кожемякину — опытному проход чику, привыкшему ощущать состояние гор ного массива буквально собственной ко жей,— и без всяких приборов было ясно, с какой силой и яростью ринется сейчас на ребят пробудившаяся стихия. А совсем неподалеку, буквально в не скольких шагах, уходила в сторону от раз ведочной штольни спасительная боковая выработка. Добежать до нее — и все: поток промчится мимо, не заденет, не собьет. И побеги Кожемякин тогда — наверняка ус пел бы, спасся. Но за его спиной оставались одиннадцать товарищей, не подозревавших , о беде. Говорят: когда человек балансирует на тоненьком канатике между жизнью и смертью, он за одно мгновенье успевает окинуть взором всю свою жизнь. Владимир Кожемякин успел охватить взглядом не од ну, а одиннадцать жизней; на свою собст венную у него уже не оставалось времени. И он резко обернулся к друзьям и, продол ж ая стоять во весь свой могучий рост и , перекрикивая грохот рождающейся лави-. ны, скомандовал: — Ребята, выброс! Бегите в правую вы работку! Скорей, она рядом!..— пока поток не сбросил его со щита и не погреб под тон нами земли, песка и воды. Пять минут длилось это извержение, и за такой короткий срок гора выбросила в штольню 12 тысяч кубометров породы. Потом грудь забоя заделали мощными бревнами, забетонировали и начали много месячную инженерную подготовку к новой проходке. Гора, в которой он вел свой последний тоннель, стала огромным каменным мавзо леем для русского рабочего, коммуниста Владимира Кожемякина. И вот теперь дру гой коммунист, Владимир Янковский со бирался возглавить щтурм этого страшного размыва. Закончились последние приготов ления, з а в т р а— вскрывать забой. Вопрос — кому вскрывать, какую бригаду назначить? Янковский собрал всех проходчиков отря да и сказал просто: — Завтра возобновляем проходку. По расчетам, все должно быть в порядке. Но не хочу скрывать: неожиданнсхти не исклю чаются. Поэтому в забой пойдут только добровольцы. Первым записываю себя. Еще есть желающие? Желающих набралось только семеро. Причем двое из них, Алексей Дроваль и Леонид Скумский— ив бригады Кожемяки на. Янковский мог представить себе, что им довелось пережить в этом забое тогда, два года назад, и он внимательно взглянул им в глаза: — Ребята, может, вам яе стоит? — Стоит,— сказали они.— Если мы не пройдем весь этот размыв, значит, мы — трусы, и зря нас Володя тогда заслонил со бой. Начальнику отряда, вроде бы, и ни к че му было соваться в забой, но все первые дни штурма он был рядом со смельчаками, постоянно находился ближе всех к груди забоя. Самым страшным был первый день. Когда за щитом начиналась очередная под вижка пород и раздавался резкий грохот — казалось: вот сейчас рванется на них беше ный поток — смоет, подомнет, захоронит заживо... После каждой такой подвижки проходчиков словно ветром сдувало со щи та: не успевал Янковский обернуться, как
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2