Сибирские огни, 1985, № 7
поднявшись, как был — босиком, в трусах, прошел в темную, теплую кухню. «Уедем! — решил.— Никаких огородов! Хватит!» Осторожно, на ошупь, нашел на буфете сигарету, чиркнул спичкой. На мгновение показалось: что-то там , за окном, в садике, вскинулось, затаилось. Прижал лоб к холодному, запотевшему стеклу: показалось... нико го... кошка, наверное... И вдруг ему стало легко '— от принятого решения. Завтра он уедет, завтра он увезет мать, завтра рядом с ним не будет всех этих ненужных, надоевших, лишь бередящих сердце вещей! «А потом,— сказал он себе,— можно будет засесть за «Лоцию»!» «И нечего тянуть! А то мать снова застрянет в Тайге до осени!..» «Уговорю! — сказал он себе.— Уеду отсюда только с матерью! Не ослушается она его!» Он усмехнулся, вспомнил. В альбоме матери хранилась фотография, на которой хохотали, обнявшись, три молоденьких лейтенантика, призванных на двухмесячные сборы. Самым тощим, самым длинноногим, несмотря на галифе и рас стегнутую гимнастерку, выглядел на снимке он — Юрка; однако не для матери. Ой сам слышал, как мать объясняла Музичихе, любовно тыкая пальцем в фотографию: «Мой-то тут, а? Мой-то тут самый!» И по голосу матери, и по согласному кивку Музичихй ясно было — мать права, он тут, конечно, самый! «Не ослушается... А Тайга и без нас проживет!..» Он не чуждался Тайги, но ему не хотелось с нею сливаться. Ему нестерпимо захотелось домой; к книгам, к Ирине, пусть бы д аж е она привела своих дворников; к письменному столу, на котором стоит гранитная пепельница, леж ат листки «Лоции». То, что гений Миша (он же — дворник) назвал его «Лоцию» беде кером, никак не могло его унизить. Унижает ли мудреца несчастный Кай из классического школьного примера по логике?.. Бедекер... Почему нет? «Все, что покрывает Земля, находится во Вселенной, внутри четы рех морей, освещается Солнцем и Луной, управляется планетами и зве здами, приводится в порядок четырьмя временами года, а наиболее важное — двенадцатилетним циклом. Вещи, чудесно рожденные духами, различны по форме, одни рано умирают, другие долго живут. Только мудрый способен постигнуть их законы!» Прекрасно? Д а. Но это тоже бедекер. И описать толпу со всеми ее составляющими ничуть не проще, чем описать далекий город или малоизвестную страну. «В землях востока, у самого Северного моря, лежит на восходе цар ство Утренней свежести; жители страны Іян ьд у живут в воде; они любят людей...» «Бедекер...— подумал он.— Почему нет? Почему не быть бедекеру по толпе, когда существуют бедекеры по Алжиру или Китаю? Его бедекер разложит безымянную толпу на лица, как трехгран ная призма раскладывает солнечный луч на отдельные самостоя тельные цвета; человек, хоть раз заглянувший в его будущую «Лоцию», никогда уже не будет видеть в толпе, символ равнодушия; он будет знать; толпа — это он сам, а, значит, относиться к ней следует соответ ственно...» Он усмехнулся: «Мне бы сюда — поговорить — Мишку-гения или философа Диму!» Погасил сигарету, прислушался к сонному дыханию матери. « П о м р и о н а ч у т ь п о р а н ь ш е . . . » «К черту! Обойдемся без гениев, обойдемся без философа Димы!» И услышал стук.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2