Сибирские огни, 1985, № 7
довои: окорок на полпуда, капуста, гриоки, а то у т к и—большие, руб чатые, как гранаты Ф-1, оборонительные. Походит, успокоится. Уж годы прошли, как Поля похоронила Ивана, многое утекло с тех пор, а он, Ефим, чуть задумается, не к кому-нибудь, а опять к ней, к Поле, идет. Добилась она своего, есть над ней своя крыша. Одна, правда. Не крыша. Поля одна. Пашка да Борька в Томске (П ашка, го ворят, попивает — в отчиіма), а Юраша, тот еще д а л ьш е— в Новоси бирске. Вырос, книги пошли впрок. Сам видел у Поли в газете — Ю. З о б о л е в . Он, значит,— Юрашка!.. Все детство просмотрел на него, на Ефима, волчонком. Но ведь в том, что Юрашка на ноги встал, есть и его, Ефима, заслуга. Хлебца подбрасывал, брюшины на суп — если колол скот. А он, Юрашка,. все равно как волчонок. Книжку в ру ки не даст. Правда, попроси — почитает. И верно читал. Ефим тайком проверял — буква к букве, досконально. Одна книга, кстати, так у него, у Ефима, и осталась в дому — завалилась при переезде за комод. , Ладно... С Полей не сладилось. Потеря. А третью потерю поднесла Ефиму не кто-нибудь, а собственная его родная дочь. После школы он сам лично отвел Надьку в магазин — к директору Зотову, Федору Ивановичу. «Ученицей пойдешь?»—спросил Зотов: «А как же!» — ответил Ефим за Надьку. В смешанном магазине Надьку определил.и в продуктовый отдел; этот же отдел ей через полгода и передали. Н адька всю жизнь ходила в передовиках, одно время в школе была д аж е председателам учени ческого комитета, а тут на первых порах вдруг застеснялась. Это сей час зн а е т— как к кому обратиться, а тогда девчонкой была, дум ала — станут, что ли, ее обманывать? Ведь все свои, все соседи! Кто попросит мяса под запись, кто под будущую получку маргарину возымет... Всем верила. И за веру эту выложила потом денежки из отцовского карм а на. Плохие люди (на них мора нет) быстро смекнули — доверчива дев ка, да и предшественница Надькина отмочила: передала ей (а Н адька по неопытности приняла) и банки старые с застоявшимися, выпавшими в осадок соками, и джем, который попал в магазин лет восемь назад. Еще килька в ящиках погнила; сколько ни просила Зотова — холодиль ник в магазине год не чинили. Д аж е тара стеклянная (опять же пере данная предшественницей) оказалась в ящиках битая... Платил Ефим. «Я уж и не знаю, на кого работаю ...»— сказал. И раз навсегда о т резал: «Никаких магазинов!» Сам, опять сам, привел Надьку па вокзал, упросил — взяли ее в железнодорожную кассу. Тут она при деле, я на глазах, и битую посу ду никто не подсунет. Учил, учил, а все не хозяйственная она, Надька. Сколько денег на одну голову переводит! Возьмется мыть голову, так не только там мыло «8 марта» или «Подарочное», но и шампуни всякие, не дешевые; а еще фен купила — не может сохнуть на воздухе! Сядет перед зеркалом , во лосы подсушит и пошла, пошла их начесывать... С Надькой вообще не соскучишься. Вот и сейчас — трещит звонок в комнате, а ему страшно подходить к телефону. Что за новости? Что за спешка? Вечером нельзя рассказать? Одно утешало: у соседей телефона нет. Поднял трубку. Конечно, она — Надька. — Батяня! Вечно вас, не докличешься! Сам вон трактор построил, а аппарата боишься... Чего звоню-то, по делу звоню... Зоболев к нам снова приехал, только теперь совсем мать забирать в город. Я знаю! — Как это — забирать? — не поверил Е ф и м ,-О н всегда приезж а ет, а Поля как жила, так и живет в Тайге. Откуда тебе знать — в гости он, или совсем за матерью?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2